Влад Касторный - Отличники. От других…

Когда мое сознательное детство было в самом разгаре, летом перед третьим классом, мне особенно повезло. Родители нам с сестрой решили устроить настоящее «зарубежное» путешествие. После месяца в пионерлагере на море, мы в конце июля ждали сюрприза. Наступил день «Ч», когда нас подняли рано утром, собрали и повезли на такси в аэропорт. Я впервые был внутри этого здания с целью полететь на настоящем самолете. До этого, мы с папой путешествовали к летному полю, и даже наблюдали за взлетающими и садящимися самолетами, которые гудели так громко, что разговаривать при этом было невозможно. Для меня этот вид техники был несколько абстрактен, потому что потрогать самолет было нельзя. На летное поле не пускали строгие охранники. Но мечта когда-нибудь полететь на самолете жила во мне, хоть взрослые и рассказывали, что ощущения от полета бывают совсем не приятные, даже хуже, чем когда укачивает от поездки на машине. Я не представлял себе, как это укачиваться на машине, потому что никогда этого не делал, а очень любил поездки на любом наземном транспорте. Поэтому, лететь на самолете не боялся. Пришлось подождать в длинной очереди на регистрацию часа полтора, а потом нас повезли по летному полю к небольшому самолету (непонятно, как в него могла поместиться вся та очередь пассажиров с багажом, в которой мы стояли?) Як-40. В него нужно было заходить по трапу, через люк в задней части фюзеляжа. Я, с увлечением, задрав голову, рассматривал вблизи огромные диковинные турбины двигателей по бокам хвостовой части сверкающего лайнера. От шума работающих двигателей соседних самолетов закладывало уши. Наконец, все забрались в салон, и, когда закрыли заднюю дверь, внезапно стало тихо. Я неотрывно наблюдал в иллюминатор, как самолет выруливал на взлетную полосу. Когда он сильно загудел, меня вжало в спинку кресла, а за окошком все резко поехало назад. Снова заложило уши, от натужного гудения двигателей весь самолет трясло, а потом вдруг тряска прекратилась, а пейзаж за окном пропал куда-то. Мне пришлось, преодолевая вжавшую меня в кресло силу, приподняться и посмотреть вниз, чтобы увидеть потрясающий вид моего города сверху. Там же оказалась и река с маленькими, словно игрушечными пароходами, которые, как я точно знал, были на самом деле очень большими, когда стояли на пристани или проплывали мимо, заслоняя собой весь противоположный берег. Очень быстро внизу за бортом вид стал напоминать мне карту, а потом облака плотным слоем закрыли все, и минут двадцать было видно только их. Внезапно самолет повернул, и я увидел внизу горы, которые совсем не были похожи на нормальные горы, которые видно из поезда или с берега моря. Несмотря на разгар лета, внизу на горах лежал снег, а реки в ущельях казались ниточками, поблескивающими на солнце. Мама сказала, что мы пролетаем над Эльбрусом – самой высокой горой Кавказа, и разрешила мне сфотографировать его сверху, несмотря на то, что нас несколько раз предупреждали, что ни на борту самолета, ни на летном поле, нельзя даже доставать фотоаппараты из чехлов. Потом самолет начал снижаться, и мы увидели под собой раскинувшееся ярко синее море, с маленькими корабликами в нем. Снова разворот, и, наконец, я почувствовал долгожданные неприятные ощущения, когда сильно заложило уши. Глотнув воздух, как советовала мама, я быстро справился с ними и продолжил наблюдать, как внизу увеличивается в размерах незнакомый город, светлый, построенный из белого камня, словно только что окрашенного известью, утопающий в зелени пальм, среди которых уже можно было разглядеть маленькие машинки и автобусы на дорогах. Салон самолета вздрогнул, и второй раз за день затрясся как автобус на булыжной мостовой. Меня оторвало от спинки кресла, и некоторое время я висел животом на привязном ремне, пока самолет не снизил скорость в конце посадочной полосы, и не остановился возле аэровокзала. Как только открыли дверь, в салон пахнуло жарким влажным воздухом этой неведомой мне до сих пор страны, в которой люди оказались похожи на жителей моего города, только говорили по-русски неправильно, как-то смешно смещая ударения в словах, так что не всегда их можно было понять. Между собой они общались на незнакомом языке, громко и резко выделяя отдельные слова. Душная очередь из пассажиров в ожидании багажа томилась полчаса. Зато потом, мамина знакомая тетя Лика, которая встречала нас, усадила всех в черную «Волгу» (как я узнал позже – правительственную – и очень этим гордился), и мы быстро поехали в город, по прямой дороге, среди полей с коровами, овцами, и маленьких деревень, утопающих в зелени фруктовых деревьев. Пальмы и пирамидки кипарисов появились по краям дороги уже перед самым городом. Все таблички и указатели, были написаны помимо русского, еще на каком-то языке красивыми непонятными буквами, напоминающими свисающие ветки винограда. Впереди было три дня насыщенных экскурсиями. Мы жили в квартире пятиэтажного дома на верхнем этаже. Тетя сказала, чтобы мы не оставляли дверь балкона открытой, когда уходим гулять. Обезьяны, питомник которых был через улицу, иногда сбегают оттуда, забираются по ветвям платанов на балконы и тащат все, что лежит на них, а иногда и в квартирах, если не запереть дверь. Вечером, заходя после прогулки в эту квартиру, я в тайне надеялся увидеть притаившуюся где-нибудь под кроватью обезьяну, и подозреваю, что эти мысли присутствовали и в голове моей сестры. Мне очень понравились блюда местной кухни, которые мы ели все это время. Незнакомый вкус приправ, которые моя бабушка никогда не использовала, манил снова и снова их попробовать. Мы ходили в этнографический и краеведческий музеи, смотреть дольмены, гнилые и ржавые фрагменты сельскохозяйственных орудий и оружия, а также кости местных жителей, живших здесь в древности. Пляж на море, куда мы ходили купаться под вечер, состоял из мелких разноцветных камушков, полудрагоценных, как сказала мама. (Зачем она это сказала? Ведь, я собрал их килограмма два, намереваясь взять домой. И все они, по-моему, выглядели как полудрагоценные.) Посетили мы и питомник с обезьянами, на которых я подозрительно поглядывал, несмотря на то, что все они содержались в клетках. Предложение тети покормить их с рук, я вежливо отклонил. А сестра была в восторге от этих макак. На третий день нас повезли в небольшой городок, где в старом деревянном доме, утопающем во фруктовых деревьях, жили две пожилые иностранные бабушки нашей тети. Они угощали нас вкусной едой и особым образом, сваренным терпковатым кофе. А потом, все вместе играли в карты. Мы с сестрой путешествовали по их обширному саду, срывая с деревьев персики, яблоки и груши. Инжир я тоже хотел попробовать с дерева, но меня остановили, сказав, что он еще не созрел. Вечером мы купались на местном пляже, а наутро нас на правительственной «Волге» снова везли в аэропорт, потому, что мы снова должны были лететь в город Кисловодск, где нас встречал папа, у которого начался отпуск.