Лев Горфункель - Серая мышка, которая всего боялась

И таких эпизодов самоотверженного тяжелого труда во время войны у мамы было много.

«Боль за Родину, стремление хоть как-то участвовать были неистощимы: делали для фронта вату из старых простыней (выдергивали нитки), вышивали носовые платочки, вязали носки и рукавицы, собираясь вместе у кого-нибудь дома, и одновременно изучали историю партии.

Каждое лето мы трудились в колхозе (прополка, окучивание картофеля, сбор помидор и огурцов), работали наравне со взрослыми – выполняли и перевыполняли норму, за что уезжали домой с наградами: благодарностью в адрес школы и продуктами для своей семьи.

Рыли окопы – готовились к возможному нападению Японии, тренировались быстро надевать противогазы». Также мама, ее сестра Наташа и подруга Тося организовали работу по оказанию помощи старым людям, сыновья и внуки которых ушли на фронт, и сами участвовали в ней. Они носили воду, дрова и уголь, мыли полы. « Ни одной семьи фронтовика не оставалось без помощи школьников-тимуровцев!»

Впоследствии маму и несколько других школьников наградили медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне», а также ценными подарками: американскими сапогами, которые потом перешивались по размеру, и часть кожи оставалась для туфель – шикарные вещи в то тяжкое время, и отрезом на пальто. Вообще-то, у мамы уже было пальто – старое бабушкино пальто, которым, до того как оно стало маминым, накрывали бочки с капустой. Мама его почистила, подшила и носила до самого конца войны, благоухая воспоминаниями о капусте. Так что полученный отрез был отложен «на выход», который случился после войны в виде маминой поездки в Ленинград на учебу. Медаль маме тоже вручили уже в Ленинграде.

«Но мы, конечно, и весело отдыхали! 5—6 раз в году проводили школьные вечера, на них и концерт, и непременно танцы. Я, как правило, была заводилой: первой начинала и учила танцевать, особенно мальчишек (специально собирались в промежутках между вечерами), и песни разучивали под моим руководством».

Мамины страхи, думаю, никуда не исчезли. Просто бояться было некогда, и сил на это не было – надо было помогать Родине. НАДО. Оно не только гнало маму вперед, но и заставляло забыть все страхи.

Рассказывая о маминой жизни на Дальнем Востоке, я ни разу не упомянул ее друзей. Их было несколько, но самой близкой подругой была Тося. Все испытания – от самых незначительных до самых тяжелых – мама проходила вместе с ней.

Тося была на год старше мамы и поступила в Ленинградский государственный университет еще за год до окончания войны, в сорок четвертом. Она перепробовала три факультета и остановилась на философском – там тогда начали преподавать психологию.

И мамин дальнейший выбор – профессии, вуза, города и вообще всего дальнейшего пути – определила ее подруга Тося. Очень жаль, что мне не довелось познакомиться с Тосей (Антониной Васильевной Пенской), ведь получается, что я и ей обязан своим рождением. Хотя мы, конечно, понимаем, что и Тосю кто-то поставил рядом с мамой. Не буду так сильно углубляться, слишком большая получается толпа причастных к моему рождению, ограничимся Тосей.

Они переписывались с мамой весь год, и к моменту окончания школы мама уже не сомневалась, куда идти дальше: Тося, как и большинство студентов, была очарована лекциями и личностью профессора Ананьева, преподававшего психологию в Ленинградском государственном университете, в своих письмах маме она в том числе приводила целые куски из его лекций. Так что мамин выбор был предрешен как этими лекциями, так и возможностью вновь соединить свою жизнь с любимой подругой.

«Я очень тосковала без Тоси, жила мечтой поехать учиться туда же. У меня был выбор: бабушка умоляла жить у нее, в Москве, и учиться в МГУ. Но я – только в Ленинград!»

Судя по Тосиным письмам, она тоже плохо переносила разлуку и тоже мечтала, чтобы мама приехала в Ленинград и чтобы они учились вместе. Так и произошло, и Ленинград стал городом, определившим всю дальнейшую жизнь мамы.

Прямо с вокзала с огромным деревянным чемоданом мама направилась в мраморный зал ЛГУ на лекцию профессора Ананьева. Тут вышла небольшая заминка – в мраморный зал с чемоданом не пускали. Оставить чемодан в раздевалке тоже не разрешали. Вот что хочешь, то и делай. Эта способность администрации – на любом уровне, вплоть до вахтера, – ставить человека в безвыходную ситуацию отработана у нас давно. Сейчас бы любой сообразил, что надо просто «дать», и все разрешится, но тогда люди были честными, и вахтер искренне охранял изысканность мраморного зала от поругания периферийным чемоданом, видя в этом свою главную функцию и, возможно, вообще причину своего прихода в этот мир. Мама растерялась, но Тося, будучи уже опытной студенткой и вообще столичным жителем, быстро сумела уговорить цербера подержать чемодан в раздевалке. Мама была настолько уставшей после поезда, что все время засыпала, к тому же она мало что понимала в речи профессора. И все же он произвел на нее впечатление, рассеяв последние сомнения, если они и были. Из-за того что мама опоздала, ей надо было сдать четыре вступительных экзамена за два дня. Мама, конечно, справилась, а ее сочинение так понравилось, что ее стали уговаривать поступить на филологический факультет. Но мама была непреклонна – только психология!

Учиться поначалу было нелегко. Помогало оно, «НАДО».

«Из-за войны с Японией я опоздала на месяц – почти ничего не понимала в курсах древней философии, логики и политэкономии. Плакала не раз втихомолку… Трудно адаптировалась к ленинградскому климату: сонливость на лекциях! А с учебниками было очень плохо, один-два на всю группу психологов, то есть на 30 человек. Вернулась бы домой! Но этот путь отрезан и экономически, и психологически (позор, и нет денег). Полгода упорно преодолевала – училась ежедневно, начиная с пяти-шести утра и заканчивая к полуночи, перерывы только на еду».

«НАДО» и упорный труд принесли свои результаты – мама сдала свою первую, самую трудную, сессию на одни пятерки.

«Условия жизни были нелегкие: общие туалеты и кухни (на весь этаж), вода только холодная, никаких душей, мытье в городской бане 1 раз в неделю, очереди, в которых учили английские слова. Есть хотелось постоянно, но все продукты были по карточкам».

Но куда денешься – НАДО.

К концу первого семестра у мамы закончились деньги, выданные ей родителями. Других, естественно, не было, и просить, кроме как у родителей, тоже не у кого. Мама собралась с духом и послала им телеграмму с одним словом: «Обанкротилась». Не знаю, почему мама выбрала такую форму простой просьбы «Пришлите денег», но это оказалось очень кстати. Городок, где жили бабушка с дедушкой, был маленький, там многие друг друга знали, а уж их тем более, и бабушке бы не хотелось, чтобы все поняли, что мама просит денег. Слово «обанкротилась» пригодилось – работники почты, откуда обычно расходятся все новости маленьких городков, не знали, что оно означает, и бабушка разъяснила им, что это означает, что мама хочет приехать. Впрочем, доля правды в этом была – мама действительно не отказалась бы приехать, она с детства была привязана к дому, к семье. А еще очень хотелось есть. А есть было нечего. Продукты питания давали по карточкам, самые необходимые, самый минимум, который для молодого растущего организма был слишком минимальным. Поэтому добирали чем могли. Самым популярным был жмых – то, что остается от продукта после того, как из него выжали сок. Самыми популярными продуктами для этого были соя и кукуруза. Вообще-то, жмых предназначался для животных, но в то голодное время особо не разбирались, к тому же жмых можно было получить без карточек. От такого питания мамин давно ослабленный желудок страдал еще больше, но что делать, приходилось терпеть, чтобы пережить этот голод. Еще мама с подругами по комнате в общежитии пристрастились варить и есть картофельные очистки, оставленные везунчиками, которым присылали картошку. Иногда помогала спекуляция – так в те времена называли операции купли-продажи, совершаемые частным лицом. Их не просто так называли, это было уголовное преступление, за него реально приговаривали к тюремным срокам. Если эту книгу прочитает кто-то из молодых, не живших при социализме, ему, наверное, это будет непонятно. Что плохого в том, чтобы купить, а потом продать и получить прибыль, ведь этим занимаются все торговые предприятия, обеспечивая движение товара от производителя к потребителю, и как же без этого? Может, просто дело в том, что люди получали прибыль и не платили налоги? Э, нет. Дело совсем не в этом, иначе вместо тюрьмы приговаривали бы к уплате налога. А в том дело, что социализм подразумевал, что все люди одинаковы и живут одинаково – как скажет государство. Преимущественно бедно. А всякая попытка проявить инициативу «поверх положенного» каралась. При этом государственная машина действовала умно, она не просто карала таких людей, она постоянно создавала и поддерживала их отрицательный имидж в глазах населения, имидж преступников. Все вокруг постоянно (от кинофильмов до плакатов на улице) кричало гражданам прямо в ухо, что спекуляция – это преступление, спекулянты – отвратительные, упавшие морально личности, а разоблачающие их милиционеры – герои фильмов – все сплошь Лановые и Юматовы 4 4 Василий Лановой, Георгий Юматов – известные актеры, секс-символы 50-х – 80-х годов. . Так что никому и в голову не приходил вопрос «А что тут плохого?». Мою бабушку Еву, например, осудили за спекуляцию на 10 лет тюрьмы, причем не за всю спекуляцию, а только за вторую ее часть – продажу, и даже не за продажу, а за обмен. Во время войны, живя в осажденном Ленинграде, она меняла одежду своего сына (моего отца, он был на фронте) на продукты, за что и была осуждена, так что даже необязательно уже было доказывать про прибыль, продаешь – значит, спекулянт! Так вот, говоря о том, что маме помогала бороться с голодом спекуляция, я не имел в виду, что мама спекулировала чем-то, – сама мысль об этом вызывает у меня смех. Но у них в общежитии жила девушка, которая отправляла в Челябинск синьку и зеленку (это такие порошки соответствующего цвета, я даже не знаю, для чего они применялись, кажется, для дезинфекции) и получала за них оплату ржаными лепешками! И она делилась ими с подругами по общежитию, демонстрируя в том числе, что спекулянт – это не всегда плохой человек. Впрочем, мало кто мог узнать об этом – куда ей было против государственной пропаганды.