Николай Семелев - Тайны уссурийского женьшеня

И началась работа над созданием лечебного препарата – вакцины против клещевого энцефалита, потому что уберечься в тайге от клеща невозможно. Враг был слишком серьезен, и во время этой работы заразилось и умерло несколько человек – врачи, лаборанты. Вакцины создали, и заболеваемость клещевым энцефалитом резко снизилась. Однако в 50-х годах было открыто другое, не менее страшное заболевание, переносчиком которого являются уже старые знакомые – комары: острое инфекционное заболевание с преимущественным поражением центральной нервной системы. Называется оно – комариный или японский энцефалит. Болезнь свирепствует уже не в весенне-летний, а в летне-осенний период, именно тогда, когда в массе появляются комары, с августа по октябрь. К счастью, и с комариным энцефалитом удалось в значительной мере справиться, а заслуга в этом наших советских паразитологов. Вот такие, как говорится, пироги. Давно известно, что самый страшный враг – тот, которого не видно, но повторяю – пока никто из нас, к счастью, не находил на себе ни одного клеща, а комаров было пока немного…

– Теперь мы навестим красавицу, – сказал Анатолий Федорович, когда мы, наконец, спустились со Змеиной горы. – Вы не очень устали?

Мы с ребятами переглянулись. Да нет, совсем не устали.

– Конечно, давайте навестим.

– Тогда идемте.

Проходя сквозь заросли бальзамина-недотроги, мы встретили совершенно великолепную бабочку синего махаона, исключительную по красоте и свежести, очень впечатляющую. Оказывается, хвостоносец Маака с удовольствием лакомится нектаром изящных желтых цветков недотроги, напоминающих бантик с хвостиком. Вот уж красавица, так красавица, подумал я. Но к какой же красавице мы-то идем? Оказалось, что у основания Змеиной горы скрыта знаменитая пещера, вошедшая во все туристические справочники Приморья. Называется она «Спящая красавица» по имени небольшой красивой скульптуры-горельефа, высеченной прямо на камне стены. По преданию, в середине XIX века в этой пещере жил человек, скрывавшийся от властей. Коротая дни, он якобы и создал каменное изваяние прекрасной спящей женщины с длинными волосами… А с нами в пещере произошло неожиданное.

Мы вскарабкались по крутой узкой тропинке к входному отверстию в скале диаметром меньше метра. Надев на себя свитера и штормовки – Анатолий Федорович еще утром велел нам взять их с собой, предупредив, что они очень нам пригодятся, – взяв фонарик, мы полезли в таком порядке: Виктор, Владимир и я. Анатолий Федорович уже не раз бывал здесь, а потому он решил не сопровождать нас, а только лишь объяснил, как лезть, и остался снаружи. Много было кряхтенья, много смеха, потому что, миновав довольно просторную прихожую, нужно было ползком пробираться в узкую влажную каменную щель, настоящий извилистый лаз, причем не такой уж короткий, и мы по очереди застревали… В пещере без фонаря царили полнейший мрак, холод и влажность. Ладони рук и колени скользили по грязи. Наконец мы добрались до конечной камеры, где, по объяснению Анатолия Федоровича, и находилась «Спящая красавица». Камера была высотой около двух метров и не намного больше в ширину – воистину «каменный мешок». Сразу «Спящую красавицу» мы не увидели.

– Где же она? Вот интересно!? – недоуменно произнес Володя, обшаривая лучом фонаря влажные стены «каменистого мешка».

– Где же красавица-то? Кто-нибудь видит? Ну-ка, дайте мне посмотреть, – кряхтел Виктор, просунувший одну лишь голову туда, где скорчившись в три погибели, вертели шеями двое. – Правда, не видно. Ну-ка, вот туда посвети. Неужели она? Вот это да!..

В самом начале камеры была высечена из камня женская голова – милая головка женщины с длинными волосами, похожей на ту, которую я видел с друзьями в проспекте.

– Вот это чудо. Вы знаете, она сразу бросается в глаза…

Мы смотрели на нее минут 20. Она завораживает, просто завораживает. Вот так тысячи людей, приходили посмотреть на «Красавицу». Она была словно сказочная хозяйка Змеиной горы, олицетворяющая добрый человеческий дух, воплощенный в камне – дух женственности, красоты.

Отдохнув один день на кордоне, мы снова пошли в поход в тайгу. Снова идем по нехоженым дорогам, неся на себе рюкзаки с продуктами и карабины с патронами. Ох, так это тяжело взбираться то на одну сопку, то на другую, и думать, – когда же будет очередной привал. И в одну из минут усталости я снова вспомнил о женьшене, о том, что так еще мало он раскрыл своих тайн за века. Вспомнил М. М. Пришвина, его впечатляющие слова о нем. « Вот тут-то я и увидел впервые женьшень, „корень жизни“, и столь драгоценный и редкий, что для переноса его назначено было шесть сильных и хорошо вооруженных молодцов , – писал Пришвин в своей знаменитой повести „Женьшень“ (первоначально названной им „Корень жизни“). – Из лубка кедра был сделан небольшой ящик, и в нем на черной земле лежал небольшой корешок желтого цвета, напоминающий просто нашу петрушку. Все китайцы, пропустив меня, снова погрузились в бессловесное созерцание, и я тоже, разглядывая, с удивлением стал узнавать в этом корне человеческие формы: отчетливо было видны тело, ноги, руки, шейка, на ней голова, и даже коса была на голове, а мочки [1] Корневая мочка – тонкие (до 3 мм) и короткие (от долей миллиметра до нескольких сантиметров) обрастающие корни третьего и более порядков ветвления с почти неразличимыми глазом корневыми волосками, всасывающими питательные вещества. – Примеч. ред. на руках и ногах были похожи на длинные пальцы. Но мое внимание привлекло не схожесть корня с формой человеческого тела – мало ли в капризных сплетениях корней можно увидеть каких необыкновенных фигур! Приковало меня к созерцанию корня молчаливое воздействие на мое сознание этих семи человек, погруженных в созерцание „корня жизни“. Эти живые шесть человек маньчжуров и китаец, погруженные в созерцание корня жизни, были последними из миллионов, за тысячи лет ушедших в землю, и все эти миллионы миллионов так же, как эти последние живые семь человек, верили в „корень жизни“. Отдельные человеческие жизни как волны катились ко мне живому и как будто просили понимать силу корня, и не по себе самому, а в сроках планетарного и, может быть, еще и дальнейшего времени. Впоследствии я узнал из ученых книг, что женьшень – это реликт из аралиевых, что общество окружающих его растений и животных в третичный период Земли теперь неузнаваемо изменилось, и вот это знание вытеснило во мне, как это часто бывает, волнение, внушенное верой людей: меня и теперь, при всем моем знании, по-прежнему волнует судьба этой травки, за десятки тысяч лет переменившей в обстановке раскаленный песок на снег, дождавшейся хвойных деревьев и среди них медведя…»