Александр Савин - Москва футбольная. Полная история в лицах, событиях, цифрах и фактах

И как бы ни бросалась кровь в голову при обидных неудачах, как бы порой ни хотелось поспорить с ошибавшимся в игре судьей или партнером, дороги до раздевалки, как правило, хватало, чтобы успокоиться, отойти от неприятных моментов закончившейся встречи. И когда мы, ветераны прославленных команд, нет-нет да и собираемся вместе по случаю юбилеев и различных памятных событий, выясняется, что давно забыты стычки и прочие столкновения во время наших бескомпромиссных встреч, а осталось в душе только святое чувство товарищества и совместной причастности к большим победам советского футбола… Впрочем, иного и быть не могло. Поскольку мы искренне и полностью отдавались тому делу, которому служили, – игре, защите чести и достоинства прославленных коллективов, за плечами которых были всесоюзная, а подчас и европейская, слава и авторитет»…

Интересно, что популярность «Спартака» среди москвичей, популярность совершенно заслуженная, была огромна уже тогда, когда клуб «Спартаком» вовсе и не назывался. А выступал под более скромными названиями «Красная Пресня», «Мукомолы», «Дукат», «Пищевики» и т. д. Потому, что дело было вовсе не в «упаковке», не в названии, а в содержимом. Круг почитателей остальных московских коллективов в те годы был несравнимо скромнее. Практически – нулевой. Не было у них в середине 30-х годов еще ни победных традиций, ни выдающихся исполнителей (хорошие, мастеровитые – были, но не более), ни достойной игры. К армейскому клубу слава (да такая, что другим и не снилась!) пришла только после войны, когда в основном и сформировался круг его поклонников, к «Торпедо» – лишь в начале 60-х годов, а «Локомотив» и вовсе до начала 90-х годов прошлого столетия откровенно считался «пятым колесом» московского футбола.

Какие-то почитатели, в силу «местечковой» – производственно-ведомственной или территориальной – привязанности, у этих команд конечно же были, но их число не шло ни в какое сравнение с количеством болельщиков «Спартака», или «Динамо». Как говорят в Одессе – это две большие разности. Мало того. Почти все (если не все), кто в силу каких-то причин симпатизировал командам, не входящим в число «большой двойки», имел и вторую, часто тайную любовь – по имени «Спартак», или «Динамо». И ничего зазорного в этом не было. При желании, примеров можно привести сколько угодно.

Кроме того, не будем забывать, что фатального футбольного боления, спортивного фанатизма, в современном его понимании, тогда и в помине не было. Люди приходили на футбол (часто всей семьей), как на праздник (других-то развлечений практически и не было!), чтобы посмотреть красивую, увлекательную игру, наконец, просто выпить с друзьями пива или водки, закусив все это бутербродом. Никаких ограничений на продажу спиртного на стадионах тогда и в помине не существовало. Но при этом здесь не было ни пьяных драк, ни дебоширства, ни хулиганских выходок, ни «разборок» болельщиков между собой. Не было и откровенной вражды, а уж тем более ненависти, к представителям противоположной команды.

Поэт Константин Ваншенкин вспоминал: «Стадион «Динамо» был тем объединяющим местом Москвы, куда бросились жадно, изголодавшись, соскучившись. На футбол ходила «вся Москва». Это было принято, хороший тон, но это, прежде всего, было увлекательно. Это играло немалую роль в жизни. Ходили, как в театр, нарядные, с женщинами. И до сих пор осталось – к сожалению, только в памяти – радостное ощущение волнения, приподнятости не только от самой игры, но и от всего, что ее сопровождает…

Наполняются трибуны, набирается толпа, объединенная общим чувством предвкушения прекрасного зрелища, готовая к потрясению спортом… Спорт рождает удивительное по своей естественности чувство людского единения, близости. Совершенно незнакомые люди, возбужденно обсуждающие перипетии матча, понимающие друг друга вполне. В театре это невозможно. Единство зрительного зала распадается с последней репликой, с опущенным занавесом. А на стадионе людям жаль расставаться…».

А вот, как описывает уже более поздние футбольные времена известный журналист Павел Алешин: «… мне невольно вспоминаются толпы болельщиков, собиравшихся когда-то под таблицей чемпионата страны у Западной трибуны ныне разрушенного стадиона «Динамо». Это был футбольный Гайд-парк, где уживались поклонники ЦСКА, «Спартака», «Динамо», «Торпедо»… Не сказать, чтобы мирно – споры порой были горячими, но до оскорблений, а тем более до драк дело никогда не доходило. Вспоминается и то, как по окончании московских дерби болельщики соперничавших команд шли к метро – а в Лужниках это больше километра – одной колонной. Тогда не приходилось выпускать с трибун фанатов по очереди: сначала одной команды, потом другой – ни те ни другие своим поведением не давали для этого повода».

И еще о болельщиках. На сей раз, предоставим слово представителю противоположной стороны. При этом отметим, что по каким-то позициям мнения и Ю. Олещука, и приведенное ниже, сходятся почти стопроцентно. Итак, Владимир Воронков, бывший футболист, болельщик с 60-летним стажем, вспоминает: «У нас во дворе половина за спартаковцев болела, половина – за «Динамо». У спартаковцев уже тогда были зачатки современного фанатства. Почему? Например, «Динамо» – это НКВД и пограничники, «Торпедо» – мощный завод, «Локомотив» – железнодорожники, ЦСКА – армия. Все солидные фирмы. А «Спартак» в то время объединял «Промкооперацию». А что это был за народ? Болел МХАТ, особенно Яншин… Но в основном торгаши и люди, которые вокруг них крутились, – ворье, хулиганье. Поэтому остальные болельщики их не любили, обзывали «мулине», «тряпочниками», «барыжниками», «спекулянтами». Считалось: если ты спартаковец, значит, нехороший человек… Но все равно все матчи проходили мирно. Конечно, был шум, крик, но не так, как сейчас, – флаги, «волны», кричалки, бутылки летят на поле. Раньше до и после матча люди – по несколько сот – собирались около щита с футбольной таблицей и часами обсуждали шансы команд, а не выясняли отношения».

Господин Воронков не упомянул и еще одно прозвище футболистов «Спартака». В книге «Спартаковские исповеди» Никита Павлович Симонян рассказывает: «Во времена братьев Старостиных спартаковцев называли «бояре». Это объяснялось богемным образом жизни, который многие спартаковцы вели. Особенно в этом смысле выделялся Андрей Петрович Старостин. У него жена была цыганка, Ольга Николаевна. И стиль его жизни я бы назвал цыганщиной. Преферанс, бега, театр…». А вот, что вспоминал по этому поводу бывший футболист ленинградского «Сталинца» Георгий Семенович Ласин: «Спартаковцев мы не любили, называли Боярами (кстати, очень красивое название, благозвучное, особенно при сравнении с современным прозвищем. Жаль, что оно не прижилось. – А. С .). Они относились к нам с высокомерием. У них, что ни игрок – то знаменитость. Они и вели себя как светские звезды, все одеты по последней моде, у них были хорошие заработки, у каждого в престижном московском ресторане «Националь» был зарезервирован столик».