Алексей Агапов - Охотники

Ужинали, как всегда, в общем зале; после получили благословение настоятеля и сразу отправились на покой. Утром егерь поднял нас раньше обычного.

…На месте каждый натянул поверх шапки красный колпак: от нечаянных друг по другу выстрелов. Пошли полем. Мороз отступил немного, но земля глубоко успела промёрзнуть. Вывороченные техникой глинистые комья были твёрдыми, словно камни, и мне казалось, блестели синим; по ним трудно было идти. За неделю монастырской жизни у меня на лице отросла приличная щетина, которая теперь облипла инеем. Я легко мог представить свой вид, обернувшись на остальных.

«Туточки!» – егерь что-то разглядывал, наклонившись к земле. Это оказалась мёрзлая, трудноотличимая от земли картофельная поедь [№1]. Егерь подпустил к ней собаку: рослого арлекина Гермеса, взятого за отдельную плату в деревне. Кобель сунулся мордой в землю, потоптался, обнюхивая, и – видно, и впрямь неплохой выжлец [№1] попался, – повёл.

Бежали до леса, подступившего к пашне медленными деревянными шагами. Порыскав между деревьев, Гермес остановился возле одного и коротко гавкнул, указывая на что-то. Подойдя, мы увидели помёт. Он был несвежий и, очевидно, лежал здесь уже какое-то время, потому что успел замёрзнуть. «Рядом где-то. Навряд ли далеко пойдёт,» – вслух задумался егерь и скомандовал собаке вести дальше.

Манера тропить [№1] у Гермеса была излишне предупредительна: он делал маленькие круги по лесу и – даже если забегал вперёд, скрываясь из виду, – дожидался нашего появления, только после этого возвращаясь к своим обязанностям. Такое поведение во многом облегчало нашу прогулку, не заставляя передвигаться слишком быстро, однако я всё же обильно вспотел с непривычки, так что пришлось расстегнуть ватник.

Прошло не менее часа, прежде чем Гермес обнаружил некое подобие шалаша: еловые лапы, крышей уложенные над углублением в земле. Мы встали шагах в семидесяти от него, каждый у своего дерева, и егерь, как распорядитель охоты, бросил Гермесу короткое «Ату!». Кобель бросился к шалашу, облаивая его, но никакого ответного действия не последовало.

Мы подождали немного, потом подошли: шалаш оказался брошен. «Чует недоброе, хоронится. Надо думать, далеко не ушёл: костерок вон тёплый ещё. Идти надо. Эх! Боюсь не повалило бы сверху…» – егерь недоверчиво посмотрел на небо.

Он оказался прав: мороз уходил довольно быстро, а когда Гермес лаем оповестил, что добыча близка, на землю уже падали первые хлопья снега, на котором скоро стали заметны следы. Наш арлекин лаял теперь безудержно и, видимо, настолько разгорячился, что поведение его сделалось никудышным. Сетуя на нашу медлительность, он умчался вперёд, и мы слышали только лай, постепенно от нас уходивший. Потом Гермес и вовсе пустился взахлёб. По голосу, пёс больше не удалялся и лаял, находясь на одном месте, срываясь на хрип; затем было рычание, смешанное с другим, посторонним звуком, – и тишина.

Подоспев через минуту, мы увидели мёртвое собачье тело возле кустов – у Гермеса была сломана шея.

От места, где случилась борьба, тянулись следы, уходившие в просвет, где начинались заросли камыша, и исчезавшие в этих зарослях. От досады Иванов сдёрнул с плеча ружьё и выстрелил, не целясь. Он хотел бежать в камыши, но егерь осадил его: «Закончили на сегодня! Надо собаку в деревню снести. А этот не уйдёт. Тут ему одна дорога – на братские могилы…»

Снег повалил, да так густо, что в нём не различить ничего было далее пятнадцати шагов – плотная занавесь съедала объекты. Я долго стоял возле окна в доме егеря и наблюдал, как снаружи белая масса хоронит под собой землю. Когда стемнело настолько, что и снежинок было не разглядеть, егерь пригласил нас к столу.

Ужинали картофелем и грибами. В обход правил, егерь выставил перед нами графин с перцовкой, объяснив это тем, что сегодня день памяти его родителей. «Из деревни назад в Тамбов вороч а лись. Погода, вот, как теперь, была – дороги не видно. Так и вышло, что с „КамАЗом“ столкнулись», – тихо вспоминал егерь, очищая клубень от мундира. Только теперь мы узнали, что зовут егеря Андрей Иванович и лет ему сорок пять. «Квартиру я брату оставил, – нечего семейному человеку по съёмным площадям мыкаться, – а сам в столицу подался. Многое перевидал, пока в банк заместителем главбуха не устроился. Восемь лет работе отдал, зарабатывал, квартиру купил, не в центре, конечно, скромную, но хорошую. А потом… надоело всё…»

Медленный голос его странным образом смешивался с трескучими звуками из печи. «Завтра одни пойдём, собак брать не будем, им теперь – не нога», – заключил Андрей Иванович. Это было понятно.

Утром снега вокруг было столько, что взрослый мужчина, ступив на него, провалился бы, наверно, по самый зад, а собака и вовсе утонула бы в нём. Андрей Иванович, проснувшийся раньше всех, успел расчистить крыльцо и сделал дорожку до калитки, примяв рыхлый снег по краям широкой лопатой. Поверх одежды мы накинули белые плащи, чтобы не выделяться на зимнем фоне. Встав на лыжи, мы добрались до реки и дальше побежали не рядом с ней, а прямо по замёрзшему руслу. Андрей Иванович прокладывал лыжню, следом шёл Иванов, потом – Михаил. Я замыкал колонну. Последний раз на лыжах я ходил ещё будучи студентом, и теперь никак не мог удержать дыхание.

Перед мостом свернули к лесу. Чтобы не ходить всем вместе, Андрей Иванович предложил разделиться: решили, что я пойду с ним, а Михаил – с Ивановым. Замысел состоял в том, чтобы обойти братские могилы, расположенные чуть южнее моста, с двух сторон и таким образом окружить старца. Однако едва мы с Андреем Ивановичем вышли к месту, как с противоположной стороны послышался дуплет [№1] – видимо, Михаил пальнул из своей двустволки. Мы услышали крики, которые неуклонно приближались к нам. Скоро между деревьями замелькали красные пятна – колпаки Иванова и Михаила. Они бежали лишь под незначительным к нам углом, и Андрей Иванович предупредительно дунул в рог, чтобы нас заметили и не стреляли. Обернувшись, Михаил начал делать знаки рукой, указывая на что-то, и тогда я заметил тёмную, скользнувшую было к нам, фигуру. Я вскинул ружьё и прицелился, но фигура, метнувшись влево, исчезла за кустом. «Скорей!» – крикнул Андрей Иванович, но – момент был упущен.

Возле куста я обнаружил только несколько капель красного на снегу и уходящую в лес полоску следов и, как ни всматривался, кругом были только деревья.

Сошлись на том, что старца нужно добрать [№1]. «Раненый, далеко не уйдёт!» – горячился Иванов, утирая рукавом потный лоб. Михаил высказал опасения, что старец может уйти за реку. «За рекой заказные [№1] земли кончаются, там браконьеры шалят, так что не сунется», – возразил на это Андрей Иванович.