Пеле - Пеле. Я изменил мир и футбол

Помимо ударов головой, Дондиньо хотел сфокусировать мое внимание еще на двух приемах: 1) удержании мяча при дриблинге как можно ближе к себе и 2) умении делать все одинаково хорошо обеими ногами. Почему он делал акцент на этих двух моментах? Возможно, из-за малости того пространства, на котором мы имели возможность играть – на улицах Бауру, в его дворах и проулках.

Но, возможно, еще и потому, что мой отец видел, каким маленьким и тощим я был. Сейчас мой рост 173 см. Уже тогда было ясно, что высоким я не буду и, в отличие от Дондиньо, у меня не будет каких-либо естественных физических преимуществ на футбольном поле. Раз я не мог смести с пути других игроков или прыгнуть выше их, все, что мне оставалось, это быть техничнее. Мне предстояло сделать так, чтобы мяч стал продолжением меня самого.

Должен сказать, Дондиньо учил меня всему этому, сильно рискуя. Моя мама, дона Селеста, страшилась мысли, что ее старший сын может стать футболистом. И кто мог обвинить ее в этом? Для доны Селесты футбол означал погоню, которая ведет в тупик, верный путь к нищете. Она была сильной женщиной, всегда относилась к нам с вниманием. Часто она оказывалась единственным ответственным лицом в доме, полном мечтателей. Она хотела, чтобы я тратил свободное время на учебу, чтобы однажды из меня хоть что-то получилось. Тогда, как и сейчас, она была как ангел, парящий над нами, постоянно понуждая нас поступать правильно, нравственно, конструктивно. Она желала всем нам лучшей жизни. Так что в те ранние годы, поймав меня за игрой в футбол, она задавала мне хорошую словесную трепку, а иногда и кое-что похуже!

Несмотря на все ее благонамеренные усилия, ни папу, ни меня нельзя было остановить. Что она могла сделать? Мы оба были одержимы. Мы продолжали играть в маленьком дворе, и дело дошло до того, что дона Селесте однажды вышла из дома, уперлась руками в бока и сказала со вздохом:

«Ну, отлично. Это ж твой старший сын! И не думай потом приходить ко мне жаловаться, когда он будет голодать, – чем он занимался вместо того, чтобы изучать медицину или право?» Дондиньо обнял ее за талию и рассмеялся.

«Не беспокойся, Селесте. Тебе не о чем будет волноваться, если он научится правильно бить левой ногой!»

Родитель с несбывшейся мечтой о спортивном величии, тренирующий сына или дочь с тем, чтобы они пошли по его стезе, – это старая повесть, полная опасностей. Одни дети не выносят бремени, сопряженного с подобными ожиданиями. Другие, оказавшись под сильным давлением, испытывают отчуждение по отношению к родителю. А некоторые, вырвавшись из-под давления, навсегда вычеркивают этот спорт из своей жизни.

Ничего подобного я никогда не испытывал. Настоящая правда в том, что я любил футбол. Любил ощущать мяч под ногой, солнце на лице, чувство товарищества, которое пришло с большой командной работой, тот электрический заряд, что пронизывал меня и растекался по венам, когда я забивал гол. Но больше всего я любил проводить время с отцом. Не думаю, что в течение долгих совместных занятий Дондиньо мечтал о том, как я стану богатым или знаменитым, во всяком случае, не в те ранние годы. Думаю, он просто любил эту проклятую игру и хотел передать эту любовь своему сыну.

Ему это удалось. И, должен сказать, любовь эта с годами не увяла. Она глубоко в моей душе, как вера в Бога, или язык, на котором учишься говорить с рождения. Отца больше нет. Но самое удивительное в том, что спустя все эти годы я по-прежнему не могу отделить мою любовь к футболу от моей любви к отцу.

В течение жизни мне выпадала честь играть в футбол почти на всех величайших аренах мира – на стадионе «Маракана» в Рио, на «Камп Ноу» в Барселоне, даже на нью-йоркском стадионе «Янки». Но мои самые первые соревновательные матчи были сыграны на священном поле «стадиона» на Рубенс Арруда, в действительности являвшегося пыльной улочкой, на которую выходил наш дом в Бауру. Моими первыми соперниками были соседские мальчишки. Стойками для ворот нам служили старые ботинки, окружающие дома (чаще всего) были за пределами игровой площадки, но если шальным ударом разбивался уличный фонарь или чье-то окно, мы удирали со всех ног, хотя обычно все были уверены, что это была моя вина, ведь всей округе было известно, что в нашей команде сорванцов самым помешанным на футболе был именно я. Думаю, в этом заключался единственный недостаток того, что я был известен как сын Дондиньо!

В наших уличных пикап-играх отражается мое видение в футболе игры, объединяющей людей как никакой другой вид спорта. Иные спортивные увлечения – бейсбол, крикет или американский футбол – требуют всевозможной дорогостоящей экипировки или строго, по жестким правилам организованных команд, что совершенно не подходило для ватаги нищих, неорганизованных мальчишек из Бауру. Все, что нам требовалось для игры в футбол, – это мяч. Играть можно было один на один или одиннадцать на одиннадцать, удовольствие мы получали в любом случае. Живя в своем районе, я мог в любое время запросто выбежать на улицу и найти там, по крайней мере, шестерых ребят, а то и целый десяток, чтобы поиграть с ними. Наши мамы находились поблизости и могли присматривать за нами. Хотя в общем-то в Бразилии 1940-х годов, стране маленьких городков, еще не было автомобилей, почти не было преступности, связанной с насилием, и все в округе знали друг друга. Так что игра на «стадионе» Рубенс Арруда шла почти всегда, до тех пор пока рефери, то есть моя мама, не прерывала ее.

Еще одно замечательное качество футбола заключается в том, что играть в него может буквально любой – вы можете быть маленьким или высоким, сильным или хрупким, но до тех пор пока вы в состоянии бежать и бить по мячу, вы прекрасно подходите для того, чтобы выйти на футбольное поле. Вот почему на наши уличные пикап-игры собирались невероятно разнообразные, разношерстные группы ребят. Каждая игра походила на небольшую Ассамблею Объединенных Наций: среди нас были сирийцы, португальцы, итальянцы, японцы и, разумеется, много афробразильцев, таких как я сам.

В этом смысле Бауру был микрокосмом Бразилии, вобравшей в себя миллионы иммигрантов со всего мира, ставшей настоящим плавильным котлом, таким же богатым в своем разнообразии, как Соединенные Штаты, если не больше. Многим иностранцам не известно, что на сегодняшний день в Сан-Паулу проживает самое большое за пределами Японии количество горожан японского происхождения. Бауру находился в двухстах милях от Сан-Паулу и по своим размерам, похоже, составлял одну миллионную его площади, но мы также вобрали в себя приличную долю иммигрантов, изначально прибывших, чтобы работать на кофейных плантациях на близлежащей территории. Мои соседи носили фамилии Камазуки, Хаддад и Маркони. Футбол заставил нас отмести в сторону все различия, которые могли иметь место, и после игры я отправлялся к ним домой, чтобы отведать лапшу якисобу, котлеты киббе или обычного бразильского риса с бобами. Такое знакомство с многообразием мира рано пробудило во мне аппетит к другим культурам, от познания которых мне, к счастью, предстояло получить столько удовольствия в будущем.