Стивен Кинг - Темная половина (Dark Side)

– Подобно бородавке, – повторил, чувствуя отвращение, потрясенный Алан.

Множество мыслей мелькали в его мозгу. Это были темные мысли, столь же темные как летучие мыши на колокольне заброшенной церкви. Только одна была абсолютно цельной и ясной: «Он – это два мужчины, он всегда был двумя мужчинами. Это то, чем должны быть всякий мужчина или женщина, которые верят во что-то. Один, который существует в обычном мире... и другой, который создает миры. Двое. Всегда, по крайней мере, двое».

– Я буду помнить столь необычный случай независимо ни от чего, – сказал Притчард, – но произошло еще кое-что, как раз перед тем, как мальчик очнулся после операции – и это, может быть, было самым необычным во всей этой истории. Нечто, о чем я всегда с удивлением вспоминаю.

– Что же это было?

– Бомонт слышал птиц перед каждым приступом головной боли, – пояснил Притчард. – Само по себе это не столь необычно; это хорошо известные симптомы в случаях мозговой опухоли или эпилепсии. Они называются предвещающими сенсорными синдромами. Но вскоре после операции случился странный инцидент, связанный с реальными птицами. Госпиталь графства Бергенфилд фактически был атакован воробьями.

– Что вы подразумеваете?

– Это звучит абсурдно, правда? – Притчард был все более доволен собой. Я бы вообще не стал говорить о таком событии, если бы оно не было очень хорошо документировано. Большой отчет с фото был опубликован в «Курьере» Бергенфилда на первой полосе. Ровно в два часа дня 2 октября 1960 года необычайно большая стая воробьев влетела в западную часть госпиталя. В те дни в этом крыле работала служба интенсивной терапии, и, конечно, туда был помещен и Тад Бомонт после операции.

– Было разбито множество окон и служители госпиталя убрали более трехсот мертвых воробьев в течение этого инцидента. В статье «Курьера» цитировали какого-то орнитолога. Как я помню, он считал, что поскольку вся западная часть госпитального здания была из стекла, то птицы, по его теории, могли быть привлечены отражением от стекла яркого солнечного света.

– Это чушь, – сказал Алан. – Птицы летят на стекло, только когда они не видят его.

– Я полагаю, что и репортер, бравший это интервью, заметил то же самое, а орнитолог заявил, что птицы, видимо, использовали групповую телепатию, которая объединяет многие сознания – если птицы могут иметь таковое – в одно целое. Подобно муравьям-фуражирам. Он заявил, что если один воробей из стаи решит лететь на стекло, остальные могли просто последовать его примеру. Я не был в госпитале, когда все это случилось – я закончил операцию над мальчиком, проверил стабильность его вайтс...

– "Вайтс?"

– Симптомы жизнестойкости, шериф. А затем отправился играть в гольф. Но я знаю, что эти птица наделали много дел тогда. Двое людей были порезаны выбитым стеклом. Я могу принять теорию орнитолога, но до сих пор у меня в голове сидит этот гвоздь... потому что я помню о сенсорном синдроме Бомонта, как вы видите. Не просто птицы, а весьма конкретные птицы: воробьи.

– Воробьи летают снова, – пробормотал Алан дрожащим и ужаснувшимся голосом.

– Не понял, шериф.

– Ничего. Продолжайте.

– Я спросил его об этих синдромах на следующий день. Иногда встречается локализованная сенсорная амнезия с такими синдромами, которые могут, правда частично, оставаться в сознании даже после того, как операция устранила их причину. Но не в этом случае. Он помнил все абсолютно точно. Он видел птиц так же хорошо, как и слышал их. Птиц повсюду, как говорил Тад, на домах, лужайках, улицах Риджуэя, который является районом Бергенфилда, где он проживает.

– Я настолько заинтересовался, что проверил его карту и сравнил сведения в ней с отчетами об инциденте с птицами. Стая воробьев атаковала госпиталь примерно в два ноль пять. Мальчик очнулся в два десять. Может быть чуть раньше. – Притчард помолчал и добавил: – На самом деле одна из сиделок отделения интенсивной терапии утверждает, что разбудил Тада именно шум разбиваемого стекла.

– Ну и ну, – сказал Алан тихо.

– Да. Ну и ну здесь очень подходит. Я не говорил об этом деле многие годы, шериф Пэнборн. Это чему-то помогает сейчас?

– Я не знаю, – честно заявил Алан. – А не могло так случится, доктор Притчард, что вы не достали ее всю – я подразумеваю, не могло случиться так, что там что-то осталось и снова начало расти.

– Вы говорите, его обследовали. Делали сканирование на КЭТ?

– Да.

– И просвечивали рентгеном, конечно.

– Угу.

– Если результаты отрицательные, то только потому, что там нечего показывать. Что до меня, я думаю, мы действительно вычистили все.

– Благодарю вас, доктор Притчард. – Шериф почувствовал некоторое беспокойство, произнося слова; его губы онемели и плохо слушались.

– Вы расскажете мне о том, что произошло более подробно, когда дело закончится, шериф? Я был очень откровенен с вами и, думаю, имею право рассчитывать здесь на взаимность. Я очень любопытен.

– Я сделаю все, что смогу.

– Это все, что я прошу. Теперь я не хочу мешать вам работать, а я вернусь к моему отдыху.

– Надеюсь, что ваша жена и вы хорошо проведете время.

Притчард вздохнул.

– В моем возрасте я должен работать усерднее и еще усерднее, чтобы иметь хотя бы удовлетворительно проведенное время, шериф. Мы любим туризм и палатки, но на следующий год, наверное, останемся дома.

– В таком случае, я еще более ценю вашу любезность, то, что вы тут же ответили на мой звонок.

– Не стоит благодарности. Я обожал свою работу, шериф Пэнборн. Не мистику хирургии – я никогда не был этим озабочен – но тайну. Тайну сознания. Это очень увлекательно.

– Представляю, насколько, – согласился Алан, думая, что был просто счастлив, если бы в его нынешней жизни встречалось бы поменьше всех этих тайн мозга и сознания.

– Я свяжусь с вами, как только события... сами собой прояснятся.

– Спасибо, шериф. – Доктор помолчал и добавил: – Это дело очень беспокоит вас?

– Да. Очень.

– Мальчик, которого я помню, был очень симпатичным. Рассеянным, но симпатичным. А каким мужчиной он стал?

– Думаю, хорошим, – ответил Алан. – Чуточку холодноват, может быть, и несколько отчужден, но хороший человек во всем прочем. – И снова повторил: – Я думаю.

– Спасибо. Занимайтесь своими делами. До свидания, шериф Пэнборн.

Последовал отбой на линии, и Алан медленно опустил трубку. Он вновь откинулся назад в кресле, сложил перекрещенные руки и изобразил большую черную птицу, медленно пролетающую через освещенную ярким солнцем стену его офиса. Строчка из «Волшебника страны Оз» вдруг пришла ему в голову и запрыгала в сознании: «Я действительно верю в привидения, я действительно верю в привидения, я действительно, я действительно верю в привидения!» Это был Пещерный Лев, ведь так?