Юлиу Эдлис - Прощальные гастроли

Поезд остановился.

Гаранина (глядя в окно). Орел… Мы и здесь с ним работали…

Рудакова.Да уж как Счастливцев с Несчастливцем — из Керчи в Вологду, из Вологды в Керчь. Уедешь?

Гаранина.Куда?..

Рудакова.С ним-то? Я бы на твоем месте — куда глаза глядят, хоть на все четыре стороны. Позвал бы меня — не задумываясь!.. Не позовет. Зачем я ему? Плюнуть и растереть.

Гаранина.Устали мои белы ноженьки за ним вприпрыжку, Вера.

Отчаянный стук в дверь туалета.

Рудакова (вскочила на ноги.) Ну прямо как ребенок Женька! Я ее и отведи, я и выведи за ручку, ничего сама не может!.. (Идет к двери туалета, пытается ее отпереть.) Уж и дверь сама открыть не в состоянии!.. Заперли тебя, что ли?.. Ну да, станция… Теперь я хоть спокойна, никуда не денешься. Я сейчас, слышь, Женя? Только ты не психуй! (Зовет.) Проводник!.. Как же, дозовешься ее… а когда не надо, тут как тут! (Щипалиной.) Она сейчас вернется, ты потерпи. И не сходи с ума, я здесь, рядом. Разве Верка кого бросит в беде? Верке хоть кол на голове теши, а она ни с места. И ничего страшного. Я здесь, здесь.

В вагон возвращается проводник, в руке у нее телеграфный бланк.

Проводник (заглянула в купе, осторожно — Гараниной). Телеграмма вам, дежурный по станции по телефону принял…

Гаранина (удивилась). Мне?..

Проводник.Из Москвы.

Гаранина (взяла у нее телефонограмму). Странно… (Внезапно испугалась, переменилась в лице.) Я без очков… куда-то подевала… (Вернула ей телеграмму.)

Проводник.Я лучше воды принесу, у меня и капли есть…

Гаранина.Читай!

Проводник.Я уж там ее прочитала, на перроне… Хоть не неси… (Читает.) «Льва Никитича обширный инфаркт скончался скоропостижно не мучился подготовьте жену Земцов»…

Гаранина (зажала себе рот ладонью, чтобы не закричать в голос). Как знала… я накликала, я!..

Проводник.Жена — это которая красивая из вас, молодая?

Гаранина (у нее сел голос). Где она?

Проводник.Гуляет… моченых яблочек купила, я видела… Тут, в Орле, яблочки моченые…

Гаранина.Ты ей не показывала?

Проводник.Да что я, нехристь какой, фашистка?! И такая вся из себя, а вот поди ж ты, господи… Я вам водички принесу с валерьянкой. Горе-то какое!..

Гаранина.Не надо… они догадаются. И никому ни слова, поняла?! Ни одной душе. Я сама.

Рудакова (увидела проводника). Где тебя носит? Заперла живого человека в одиночку, а с нее как с гуся вода! Ты хоть бы поинтересовалась, прежде чем толчок на замок.

Проводник (отпирает туалет). Не в гроб, прости господи, это там — на веки вечные, а тут… (Вышедшей из туалета Щипалиной.) Извините, конечно, но вы что, не могли голос подать?

Рудакова (ей). Еще учить будешь! (Щипалиной.) Душа небось в пятки ушла, как без меня осталась? То-то. Теперь я тебя ни на шаг.

Они возвращаются в свое купе, проводник — в свое.

Рудакова.Без меня тебе бы оттуда до страшного суда не выбраться. (Взглянула на Гаранину.) Что это, Нина, на тебе прямо лица нет?..

Гаранина (с усилием преодолевая себя.) Укачало…

Рудакова (Щипалиной.) Чего ты там битый час делала?

Щипалина (все еще в своих мыслях). Думала…

Рудакова.Ври больше!

Щипалина.На меня иногда как столбняк находит — задумываюсь. Прямо оторопь берет — вопросы, вопросы, и ни одного, представь себе, ответа С тобой такого не бывает?

Рудакова.Еще чего! И так вертишься, как карась на сковороде, только расхрабришься задуматься, а времени, глядишь, в обрез.

Щипалина.Понимаешь, там — зеркало…

Рудакова.И что ты в себе могла так долго разглядывать, интересно? Если следы былой красоты, так на это тебе не то что часа, всей жизни не хватит — сколько тебя помню, всегда была неопределенного возраста.

Щипалина.Смотрю и думаю, куда же это целая жизнь ушла? Во что?.. Репетиции — спектакли, репетиции — спектакли… роли учим наизусть, говорим чужими словами, думаем чужими мыслями… Все чужое, готовенькое, само от зубов отскакивает — «быть или не быть», например… Скоморохи ряженые… Но иногда — просто беда! Хочется хоть один разок самой себя спросить, самой ответить…

Проводник (принесла капли в рюмке и стакан воды; услышала ее последние слова.) Вот-вот, газет начитаешься, телевизора насмотришься — где уж собственным мыслям-то взяться?.. (Протянула Гараниной капли и воду.) Все же принесла, выпейте, от сердца отляжет.

Рудакова (взяла у нее капли и воду, отдала Щипалиной.) Умница, мать! (Щипалиной.) Меньше в зеркало глядеться надо, тебе вредно. Зеркало оно всю правду, а на что нам его правда? Пей.

Проводник (Гараниной.) Я еще принесу.

Гаранина.Не надо, спасибо.

Проводник ушла к себе.

Щипалина (выпила капли). Жизнь она такая короткая, что и состариться толком не успеваешь… Хоть бы у тебя. Вера, дети были, я бы их воспитывала, учила языкам. Я ведь французский знаю, правда, с пятого на десятое, да и то перезабыла, зачем мне, собственно, французский… Или музыке, например. А у меня одни кошки… О чем это я хотела? Сбилась…

Рудакова.Что задумалась.

Щипалина.Да, Искусство. Но ведь искусство — не когда говоришь чужими словами, а когда — про себя, про себя! Про то, чем ты сама жива, бьешься, бьешься, а ответов все нет как нет, но в них-то именно и правда!.. А публика только правде верит, ее не проведешь. Ну, не знаю я ответов, так хоть вопрос ей самый главный задать, может, она сама и ответит?.. Так ведь и вопроса этого у меня за душой нет, если по совести… Играем, прикидываемся, но ведь душа-то устает… именно от немоты устает, от молчания!..

Рудакова (удивленно). Ну ты даешь, Женька! Сроду от тебя такого не слыхивала!

Щипалина.И я подумала — значит, и нет у меня права выходить на сцену, если ничего не умею, как только прикидываться. Помните — «и я сжег все, чему поклонялся, поклонился всему, что сжигал»?.. Про меня. И еще я подумала про Льва Никитича…

Рудакова.И про него успела, надо же!

Щипалина.Пусть едет. Ему так лучше — значит надо. Сколько лет мечтал о Москве, что же ему теперь, отказываться из-за нас?.. Пусть. Он заслужил. А мы будем к нему приезжать, смотреть его спектакли, радоваться за него… Обидно, конечно, что «мадам» опять будет все главные роли играть. А за Льва Никитича я просто рада, нет, честно!