Марсель Ашар - Дура

Севинье. Я как бы с сожалением признался, что она угадала. И прочел ей показания Боревера.

Лабланш. Ах да…

Севинье. Ну и тогда мы удостоились лицезреть водопад слез.

Морестан. Плачет она, наверно, соляной кислотой.

Севинье. И тогда голосом, прерывающимся от рыданий, она стала обвинять его. (Саркастически.) Естественно, сама того не желая, бедное дитя! Прочтите нам этот пассаж, Морестан. Шедевр!

Морестан. Ответ: «Когда я вошла в комнату, я увидела мужа, склонившегося над Жозефой. На какое-то мгновение мне даже показалось, что он и ее убил. Он метался как загнанный зверь. Во мне заговорила жалость, и я вспомнила, что я его когда-то любила. И тогда (вы можете меня осудить за это, господа) я решила стать его сообщницей. Сообщницей человека, который теперь меня обвиняет. Этими перчатками, о которых я и сама говорила и о которых он осмелился вам говорить, я вытерла револьвер и вложила в руку Жозефы. А теперь он обвиняет меня в том, что стреляла я!»

Лабланш (Морестану). Господи, как вы плохо читаете!

Морестан (обиженно). Я читаю как секретарь. Читал бы иначе — снимался бы в кино, как все.

Лабланш (сухо) . Ладно, пусть плохо, но продолжайте.

Морестан. «Он меня предупредил». Это мадам Боревер говорит. «Он мне сказал: „Если меня прижмут, я обвиню тебя“. Он мстит мне за мои деньги, за свою впустую прожитую жизнь. Он мстит мне за то, что существует только за мой счет».

Лабланш. Я предпочитаю версию жены версии мужа.

Севинье. Вот как?

Лабланш. Вы, разумеется, устроили им очную ставку?

Севинье. Немедленно. Это было отвратительно! Но я сказал, чтобы записывалось каждое слово. (Знак Морестану.)

Морестан (читает). Мсье Боревер: «Мерзкая дрянь!» Мадам Боревер: «А вы… вы…» (Замолкает.) Извините меня, я не разберу, что записал. Они говорили одновременно и очень быстро. Во всяком случае, знаю, что слово непечатное.

Лабланш. Непечатное слово пропустим!

Морестан (читая). Мсье Боревер: «Итак, решили прихлопнуть дорогого муженька?» Мадам Боревер: «Значит, решили свалить убийство на милую женушку?»

Лабланш. Это ужасно!

Севинье (сидя, очень спокойно). Разделяю ваше мнение.

Морестан (читает). Мсье Боревер: «И эта стерва называлась „подруга детства“! Мадам Боревер: „И я соединила свою жизнь с этим… этим… ба… бла…“ Нет, что-то не то…

Севинье. То, то!

Лабланш. Да наплевать!

Морестан. Простите, но я хочу разобраться. Этим… нет, этим… Вот! (Доволен, что понял.) „С этим…“.

Лабланш (не дает ему читать, забирает листки). Вы очень плохо читаете. Дайте сюда. Я лучше пойму, если прочту сам. (Читает. Мало-помалу осознает ситуацию. Садится. Читает.) О! (Читает.) Невозможно поверить! (Морестану.) Что это за слово?

Морестан (наклоняясь над его плечом). „Могила“! (Объясняя.) „Ты это с собой не унесешь в могилу!“

Лабланш (читает). И они оба это подписали? Морестан, будьте любезны, пойдите к следователю Ардуэну, спросите, как там у него с делом Мортимера?

Морестан (понял намек). С удовольствием, господин Лабланш! (Выходит.)

Севинье. Записывает превосходно, да? Даже в протоколе — какая ненависть!

Лабланш (не отрываясь от чтения). Да.

Севинье. Ненависть во взаимных вопросах и ненависть в ответах. Давно затаенная, а теперь разгоревшаяся. Это почти возвышенно.

Лабланш (отдавая листки). Но не убедительно!

Севинье (почти победным тоном). Ну уж нет! Либо он вошел первым, и тогда он — убийца, а она — сообщница. Либо она вошла первой, и тогда они просто меняются ролями.

Лабланш. Не забывайте, что суд может не принять во внимание взаимные обвинения супругов.

Севинье (хитро). А вы внимательно прочли протокол?

Лабланш. Очень. Возможно, они оба лгут.

Севинье (возвращая Лабланшу его шутку). Вы в нее влюбились — или мне кажется?

Лабланш (холодно). Она по крайней мере говорит с точными деталями. Она обвиняет. А он…

Севинье (продолжая его фразу). …а он хочет и не может понять, зачем ей надо было его убить. Задает этот вопрос и ей и самому себе. Зачем? Или — ради кого? Он жалок.

Лабланш. Согласен с вами.

Севинье. И трагичен! Она засыпает нас деталями, а он даже не протестует. Как вы заметили, она очень точна (улыбаясь) …о чем она, возможно, потом и пожалеет.

Переглядываются, оценивая друг друга. Пауза.

Лабланш. Что вы собираетесь делать?

Севинье. Прежде всего — освободить Жозефу Лантене.

Лабланш. Правильно.

Севинье. Согласны?

Лабланш. Естественно, это надо сделать в первую очередь.

Севинье. Спасибо.

Лабланш (странным тоном). Иначе говоря, если не становиться на формальную точку зрения, это — первое, что приходит на ум следователю, для которого долг — превыше всего.

Севинье. Если я вас правильно понимаю, первое, что приходит на ум, — не всегда самое лучшее.

Лабланш. Вы меня правильно понимаете.

Севинье. И первая мысль — не всегда та, которую стоит приводить в исполнение в первую очередь.

Лабланш. Не всегда.

Севинье. Итак, Лабланш, вы, на моем месте, ее сразу бы не отпустили?

Лабланш. Вы меня очень, очень хорошо понимаете.

Севинье. Неужели!

Лабланш. Ее арест был ошибкой — допускаю!

Севинье. Я совершил ее намеренно.

Лабланш (как бы продолжая урок). И для пользы дела. Исправляя ее, вы ее подчеркиваете. И тогда все грозит скандалом.

Севинье. Тем хуже.

Лабланш. Потерпите минутку! Скандал — это грязь. Дайте ей высохнуть! Она превратится в пыль, а пыль — улетучится.

Севинье. Вы очень хотите защитить Бореверов?

Лабланш (вкрадчиво). Мне кажется, что если оставить все, как оно есть… (Оживленно.) И даже в интересах обвиняемой. Будет время доказать… ее невиновность более безоговорочно.

Севинье (прерывая). Но она же останется в тюрьме!

Лабланш (неопределенно). Ну… несколько дней… недель…

Севинье (возмущенно). Недель?

Лабланш. Не будем преувеличивать. Если дело Остоса останется делом горничной и шофера, через два месяца оно никого не будет волновать.