Пять в яблочко

Анекдоты были известны и старой армии, но это были специфические, «солдатские» анекдоты. Они отражали собой тупость, цинизм и грубость тогдашней невеселой солдатской жизни. Характер этих анекдотов был таков, что видеть их в печатном виде представлялось совершенно невозможным.

В Красной армии тоже создался свой анекдот. Но достаточно просмотреть хотя бы настоящий сборник, чтобы увидеть, что это анекдот — совершенно отличный от прежнего. Мы имеем тут дело с новым, культурным, воспитательным анекдотом.

Об этом говорит хотя бы сжатый перечень тем анекдотов, собранных в этом сборнике: военная учеба, политзанятия, материальный быт части, дисциплина; красноармеец и деревня, неряшливость, трусость, незнание своих обязанностей, несоблюдение военной тайны и т. д. — вот куда направлен огонь красноармейской сатиры. Важно отметить, что подавляющая часть этих анекдотов и фельетонов сложена самими красноармейцами-весельчаками и балагурами, которые имеются в каждой части.

Свое происхождение анекдоты ведут из ротных и полковых стенных газет, и уже оттуда по преимуществу они проникли в печатные органы и в настоящий сборник. На примере этого сборника, собравшего проявления юмористического творчества красноармейской массы, мы можем в частности убедиться в том, насколько вырос красноармеец. Громадное большинство анекдотов устремлено не в сторону неразборчивого и придирчивого критиканства — скажем, объективно неизбежных нехваток, требований дисциплины и т. д. Красноармейский анекдот направляет свое острее прежде всего на критику худших в своих собственных рядах. Симулянт, растяпа, трус, неряха — вот против кого анекдот создает общественное мнение красноармейцев.

Он достигает этого своими путями, делая смешными различных Чиркиных и Растяпиных и убивая их этим смехом.

Поставить анекдот на службу Красной армии, побудить его принять свое участие в военном и политическом воспитании красноармейца — такова задача, разрешить которую отчасти стремится предлагаемый сборник.

Он составился путем отбора анекдотов и фельетонов, помещенных в окружных красноармейских газетах, в журнале «Красноармеец» и в других журналах.

Выпускаемый сборник ставит себе задачей дать материал как для чтения, так и для клубных вечеров. Здесь собран материал главным образом для красноармейского дивертисмента. Литературная форма каждой помещенной в сборнике вещи определяет и ее исполнение.

Частушки — гармонисту или балалаечнику, фельетоны-рассказы — рассказчику, каких немало найдется среди красноармейцев.

Но многие фельетоны потребуют нового оформления: их следует инсценировать.

Хлопот с этим делом немного: два, редко — три действующих лица, никакого грима, халат для доктора, как в сценке «Великанов в околотке», фонарь для красноармейцев, как в анекдоте «Днем с огнем», и хватит. В результате — крошечная красноармейская комедия.

Поручая маленькие анекдоты-диалоги тому же рассказчику, более крупные анекдоты-сценки (как «Парень-кремень») рекомендуется инсценировать. Сжатость текста окупится инициативой красноармейцев-актеров — их мимикой, жестами, а иногда даже и импровизированной репликой.

В белых рубахах, наголо стриженные, сидим на койках в две шеренги, лицом друг к другу: головы подняты, грудь выпячена, живот передавлен ремнем, руки, как палки, лежат вдоль колен. Между нами учитель, рябой и вертлявый, как мышь, ефрейтор Титенко. Часы послеобеденных занятий. Их благородия «ушли к себе».

Урок словесности. Напряглись… Застыли.

— Гончаров… Отставить!.. Ты… как встаешь? Тещу встречаешь? Вставай, как от иглы в зад…

— Встать!

— Садись!

— Встать!

— Са-а-дись!

— Встать! Отвечать, как ротному командиру. Голову выше! Не шевели пальцами!

— Здравствуй!

— Здравие желаем, ваше высокоблагородие!

— Это ответ?!! Индюк!.. Головой болтаешь! Голосу нет!

— Кто твой учитель?

— Мой учитель — командир первого отделения, третьего взвода, третьей роты, господин учитель ефрейтор Титенко, ваше высокоблагородие!

— Опять! опять!.. Плохо отвечаешь!

— Постараюсь, ваше высокоблагородие!

— Садись… Отставить! Садись, как камень! Са-а-дись!

— Третьяков… Отставить! Развинтились… Я вам наверну! Встать! Пятки вместе! Убери брюхо! Подбери зад! Отвечать, как полуротному командиру. Что такое воинская дисциплина?

— Воинская дисциплина есть установленный в войсках порядок, который…

— Дальше! Ну!.. который… Забыл! Забыл! А невесту помнишь? Дай сюда нос… который предписывает точно и беспрекословно исполнять приказания начальников и не оставлять проступков и упущений подчиненных без взыскания… без взыскания.

— Королев! Мещанин… к обедне идешь?.. Пятаки собираешь?.. Как стоишь? Морду кверху! Носки врозь! Руки назад! Отвечать, как государю императору. Куда глаза пялишь?.. На меня гляди… Веселей!..

— Здравствуй, братец!

— Здравия желаем, ваше императорское величество!

— Третьяков!.. Стервец!.. Кто разрешил тебе сесть?

— Приседание. Ру-ки на бедра! На-чин-а-а-й!..

— Раз…

— Два-а…

— Раз-з…

— Два-а… Продолжай-дальше!

— Господин учитель…

— Не разговаривай… Я вас припесочу!

— Королев, какой ты части?

— 15 гренадерского Тифлисского его императорского высочества великого князя Михаила Александровича полка, ваше императорское величество!

— Ты чего лоб морщишь?.. Доволен ли службой?

— Так точно, ваше императорское величество!

— Хлеба хватает?

— Так точно, ваше императорское величество!

— Садись…

— Третьяков, стой! Отвечать, как мне…

— Кто твой духовный… Отставить! Кто такие внутренние враги?

Третьяков тяжело дышит. Лицо бледно и потно. Колени и руки трясутся.

— Что, размочило?.. Ты у меня про маменьку забудь! Я из тебя пироги вытрясу! Са-дись… Спрошу потом. Приготовься!

В этом духе урок продолжается часа два. Горячий туман то и дело застилает глаза, натекают руки, и пальцы жмутся в кулак.

Наконец мы свободны. Часок досуга под недремлющим оком «трынчика».

Зажгли огни. Пришли с занятий старослужащие.

— Ну, вы, серые!..

— Дорогу!..

— Кипяточку!..

— Ну и службы ж вам, братцы!

— Как медному котелку!..

— Ну и шляпы!..

— Ну и «кобылка».

Я отхожу в темный угол к окну и гляжу на огоньки города — вольные, приветливые. Перед глазами проносится иная жизнь — тоже нерадостная, тоже суровая. Далеко, далеко гудит паровоз…