Array Сборник - Русский исторический анекдот: от Петра I до Александра III

Встраиваясь в картину нравов, анекдот по-особому освещает ее, но и сам при этом начинает выглядеть чрезвычайно живо, убедительно, колоритно; иными словами, Он оживляет и одновременно оживает сам. Причем особенно важен анекдот при построении биографии.

Конечно, существуют биографии (в особенности официальные или героизированные), которые вполне могут обойтись без присутствия анекдота. Однако еще со времен античности (Плутарх, Диоген Лаэрцищ Светоний) анекдот стал подлинным украшением биографии, ее необходимым компонентом. Он являлся своего рода голограммой, ибо способствовал тому, дабы воссоздаваемую личность можно было предельно емко, выразительно, непосредственно ощутить как живую.

В России подробное знакомство с культурой анекдота произошло еще в XVII столетии. Тогда, в основном через польское посредничество, появились многочисленные рукописные сборнички так называемых фацеций (это разного рода истории, подчас забавные) из жизни греческих философов и римских императоров. Затем появились сборники апофегм – образцы все той же западной литературы анекдотического содержания, чуть более значительно переработанные, но подлинной самобытности там еще было мало.

Анекдот как самостоятельный литературный жанр стал утверждаться в России во второй половине XVIII века по модели французской рафинированной культуры. Переломным моментом стали эрмитажные собрания у императрицы Екатерины II, на которых появился и стал блистать обер-шталмейстер двора Лев Александрович Нарышкин. Этот знатный вельможа и одновременно простонародный балагур создал настоящую культуру анекдота. Он стал рассказчиком высочайшего класса (его устные новеллы представлены в настоящей коллекции). Собственно, с нарышкинских рассказов и острот и берет начало оригинальная русская анекдотическая традиция.

Однако настоящий расцвет жанра, его подлинный апогей пришелся, как уже говорилось, на пушкинскую эпоху. Для этого были свои причины.

Именно к середине 1820-х – началу 1830-х годов жанр русского анекдота, можно сказать, окончательно сложился, определились, выкристаллизовались его внутренние законы и тенденции, установился репертуар сюжетов, круг и основные типы рассказчиков. Кроме того, в пушкинскую эпоху анекдот уже не просто стал реальным и полноправным участником литературного процесса, но и начал осмысляться как достаточно важный и ценный фактор отечественной культуры, который в силу устного характера своего бытования может забыться и исчезнуть. Иначе говоря, явственно стала обозначаться тенденция к сохранению жанра в национальной памяти. Происходило это, однако, при обстоятельствах достаточно драматичных.

После разгрома восстания декабристов русское дворянство потеряло свое прежнее влияние, что вызвало приток новых общественных сил (П. А. Вяземский назвал их «наемной сволочью»). Дворянской культуре, занимавшей до того главенствующее место в русской жизни, пришлось потесниться. Это неизбежно отразилось и на неписаных законах общественного поведения. Воспитывавшаяся на протяжении нескольких поколений культура общения перестала быть определяющей нормой. И, как прямое следствие этого, стал уходить в бытовую повседневность и анекдот, довольно быстро потеряв ореол литературного жанра, к которому неизменно обращались русские писатели. Тогда-то под анекдотом и начали понимать нечто легковесное, несерьезное, малозначащее. Именно в ходе острого осознания того, что жанр уходит, выдыхается, что блистательные его традиции меркнут, и были предприняты две фундаментальные попытки по спасению жанра: упомянутые выше «Table-talk» А. С. Пушкина и «Старая записная книжка» П. А. Вяземского. Показательно, что появились они в ходе острой и непримиримой борьбы с так называемым «торговым направлением» в литературе, в процессе отстаивания лучших ценностей, созданных дворянской культурой. В круг этих ценностей и А. С. Пушкин, и П. А. Вяземский включали не только создания архитектуры, музыки, литературы, но и совершенно особую сферу – устную словесную культуру, одним из ведущих жанров которой как раз и был анекдот.

Какой же смысл вкладывали в него люди пушкинской эпохи? На этот совершенно естественный вопрос дать краткий, исчерпывающий ответ, к сожалению, почти невозможно.

Под анекдотами тоща понимали и исторические труды, и литературные портреты, апологи, «невыдуманные повести», «истинные происшествия». И все-таки можно определить ряд свойств, необходимых для существования жанра: это требование неизвестности, неизданности, новизны (новости), Отвлекаясь от частностей, можно сказать, что в основе анекдота неизменно должен лежать необычный случай, невероятное реальное происшествие.

В «Частной риторике» Н. Ф. Кошанского весьма точно было подмечено: «Цель его <���анекдота>: объяснить характер, показать черту какой-нибудь добродетели (иногда порока), сообщить любопытный случай, происшествие, новость…» [1] Кошанский К Ф. Частная риторика. СПб., 1832. С. 65–66.

Понимание новости, неожиданности, невероятности как ведущих черт анекдота органично входит и в определение, данное в «Энциклопедическом лексиконе» А. Плюшара (статья А. Никитенко): «…краткий рассказ какого-нибудь происшествия, замечательного по своей необычности, новости или неожиданности…» [2] Никитенко А. Анекдот // Энциклопедический лексикон. СПб., 1835. Т. 2. С. 303.

Выделив неожиданность, даже невероятность случая, лежащего в основе анекдота, А. Никитенко подчеркивает: «Главнейшие черты хорошо рассказанного анекдота суть краткость, легкость и искусство сберегать силу или основную идею его к концу и заключить оный чем-нибудь разительным и неожиданным» [3] Там же. .

Попытаемся немного раскрыть и развернуть это крайне сжатое определение. Итак, в центре анекдота находится странное, неожиданное, откровенно нелепое событие, выпадающее из повседневного течения жизни. Причем его нелепость только нарастает и разрешается лишь в бурном, остром финале. Более того, анекдот строится не просто на невероятном событии, а на событии, принципиально не совпадающем с читательскими или слушательскими ожиданиями.

Иначе говоря, внутреннее противоречие, несовпадение прогноза с результатом, преподнесение «небывальщины» как самой очевидной реальности и определяют в главном суть той эстетической игры, на которой как раз и строится анекдот, Причем подача художественного вымысла или во всяком случае события достаточно невероятного не просто «работает» под: действительность, ибо необычность и нелепость не скрыты, не затушеваны, а подчеркнуты, выделены. Это и есть то главное, что определяет феномен анекдота. Хотя сфера бытования жанра устная, анекдот тем не менее представляет собой «особый вид словесного искусства» (Л. П. Гроссман). Он несомненно литературен. Жанр демонстративно «играет» под действительность, ибо на самом деле тексты, создающиеся по канонам анекдота, ни в коей мере не могут быть с этой действительностью отождествлены. Как точно подметил в свое время В. Э. Вацуро [4] Новонайденный автограф Пушкина. Заметки на рукописи книги П. А. Вяземского «Биографические и литературные записки о Денисе Ивановиче Фонвизине. Подгот. текста, статья и коммент. В. Э. Вацуро и М. И. Гиллельсона. М.-Л., 1968. С. 72. , в анекдоте главный интерес переносится с фактической на психологическую достоверность события.