Ирина Судникова - Исторические рассказы и анекдоты из жизни Русских Государей и замечательных людей XVIII–XIX столетий

— Ваша светлость нехорошо делаете, что не ограничите числа имеющих счастье препровождать с вами время, потому что между ними есть много пустых людей.

— Твоя правда, — отвечал князь. — я воспользуюсь твоим советом.

После того Потемкин расстался с ним, как всегда, очень ласково и любезно.

На другой день В. приезжает к князю и хочет войти в его кабинет, но официант затворяет перед ним дверь, объявляя, что его не велено принимать.

— Как! — произнес пораженный В. — Ты, верно, ошибаешься во мне или моем имени?

— Никак нет, сударь. — отвечал официант, — я довольно вас знаю, и ваше имя стоит первым в реестре лиц, которых князь, по вашему же совету, не приказал к себе допускать.

В самом деле, с этого времени Потемкин более уже никогда не принимал к себе В. (1)

Состоять ординарцем при Потемкине считалось большою честью, потому что трудная обязанность — продежурить сутки в приемной перед его кабинетом, не имея возможности даже иногда прислониться. — выкупалась нередко большими подарками и повышениями. Один богатый молодой офицер, одержимый недугом честолюбия, купил за значительные деньги право безсменно провести трое безпокойных суток в передней лица, часто страдавшего безсонницей и катавшегося иногда в такое время в простой почтовой телеге то в Ораниенбаум, то в Петергоф, то за тридцать верст по Шлиссельбургской дороге в Островки, где и поныне возвышаются зубчатые развалины его замка. К несчастию молодого честолюбца сон как нарочно овладел князем, и под конец вторых суток добровольный ординарец истомился и изнемог, затянутый в свой нарядный мундир. Только перед утром третьего дня судьба улыбнулась ему. Князь потребовал лошадей и поскакал в Петергоф, посадив его на тряский облучок повозки. У счастливца, как говорится, едва держалась душа в теле, когда он прибыл на место, но зато в перспективе ему виднелись ордена, повышения и т. п.

— Скажи, пожалуйста, за какой проступок тебя назначили торчать у меня столько времени перед кабинетом? — спросил у своего спутника Потемкин, очень хорошо понимавший трудность дежурства.

— Чтобы иметь счастье лишний час видеть вашу светлость, я купил эту высокую честь, — отвечал молодой человек с подобострастием.

— Гм! — значительно откашлянулся Потемкин и потом добавил: — А ну-ко, стань боком.

Ординарец через силу сделал ловкий, быстрый полуоборот.

— Повернись теперь спиной.

И это приказание было прилично исполнено. Молодой человек, подкрепляемый надеждами при таком тщательном, непонятном ему осмотре, исполнил и это с совершенством.

— Какой же ты должен быть здоровяк! — произнес только Потемкин и пошел отдыхать.

Счастье не вывезло честолюбивому ординарцу. Потемкин не любил открытой лести и раболепного прислужничества, точно так же, как не терпел совместничества и равенства. (1)

На Потемкина часто находили минуты хандры и уныния, что случалось с ним обыкновенно тогда, когда он встречал какие-либо препятствия к осуществлению своих планов или был раздражен придворными интригами, направленными против него. В такие минуты он затворялся в своем кабинете, никого к себе не принимал, ничем не занимался и почти все время лежал на диване, грызя ногти и потирая лоб. Однажды, в бытность его президентом Военной коллегии, он впал в подобное мрачное настроение духа, которое продолжалось несколько дней. Между тем по коллегии накопилось много нужных дел, требовавших немедленного разрешения. Правитель канцелярии князя Попов был тогда в отлучке, и чиновники не знали, что им делать; после долгого совещания один из них, молодой человек по фамилии Петушков, вызвался отправиться к князю и уговорить его подписать бумаги. Все сочли такой вызов за шутку, но Петушков, подстрекаемый желанием отличиться, к общему изумлению забрал под мышку целую кипу бумаг и бодро вошел в кабинет князя. Потемкин сидел на софе в халате, босой и нечесаный. Петушков смело и с жаром высказал ему, что дела, вследствие медленности, могут прийти в расстройство, и просил его подписать бумаги. Потемкин молча выслушал Петушкова, молча взял перо и подписал все бумаги одну за другой. Торжествующий Петушков, с восторгом и радостью на лице, бежит в канцелярию, крича издали: «Подписал! Подписал!» Все с любопытством и недовернем бросаются к нему, смотрят: бумаги действительно подписаны, но только вместо «князь Потемкин» везде написано «Петушков. Петушков. Петушков»… Последовал общий взрыв смеха, и пристыженный смельчак долгое время не мог отделаться от острот и насмешек товарищей. (1)

Один из офицеров Черноморского казачьего войска, имевший чин армейского секунд-майора, сделал какой-то проступок. Когда Потемкин узнал об этом, то велел позвать к себе войскового судью Головатого и сказал ему.

— Головатый! Пожури его по-своему, чтоб впредь этого не делал.

— Чуемо, наияснейший гетмане! — отвечал Головатый и на другой день явился с рапортом к Потемкину:

— Исполнили, ваша светлость!

— Что исполнили? — спросил князь.

— Пожурили майора по-своему, как ваша светлость указали.

— Как же вы его пожурили, расскажи мне, — сказал Потемкин.

— А як пожурили? Просто, наияснейший гетмане! Положили да киями так ушкварили, що насилу встал…

— Как, майора?.. — закричал князь. — Как вы могли?!

— Правда-таки, що насилу смогли, — отвечал Головатый, — едва вчетвером повалили, не давался, одначе справились. А що майор? Не майорство, а он виноват. Майорство при нем и осталось. Вы приказывали пожурить, вот он теперь долго будет журиться, и я уверен, что за прежние шалости никогда уже не примется. (1)

Как-то раз Суворов прислал к Потемкину с донесением ротмистра Софийского кирасирского полка Линева, человека умного, образованного, богатого, но вместе с тем весьма невзрачного. Посланный был тотчас же представлен князю. Принимая от Линева депешу, Потемкин взглянул на его некрасивое лицо, усмехнулся, скорчил гримасу и произнес сквозь зубы: «Хорошо! Приди ко мне завтра утром». Когда на другой день Линев явился к князю, последний пристально посмотрел на него, опять улыбнулся, скорчил гримасу и сказал: «Ответ на донесение готов, но ты еще мне нужен — приди завтра». Такое обращение Потемкина оскорбило самолюбивого Линева, и он довольно резко отвечал князю: «Я вижу, что вашей светлости не нравится моя физиономия: мне это очень прискорбно, но рассудите сами, что легче: вам ли привыкнугь к ней или мне изменить ее?» Ответ этот привел Потемкина в восхищение, он расхохотался, вскочил, обнял Линева, расцеловал его и тут же произвел в следующий чин. (1)

Однажды Потемкин спросил себе кофе. Адъютант тотчас же пошел приказать метрдотелю. Не прошло минуты, адъютант бросился торопить метрдотеля. Через несколько секунд князь с нетерпением снова начал требовать кофе. Все присутствовавшие по очереди спешили распорядиться скорейшим удовлетворением его желания.