Сборник - Новый альманах анекдотов 1831 года

Спустя несколько дней, так и случилось; Петр, проснувшись, изумился, увидев себя в казарме и в военном мундире. Он был вне себя, кричал и утверждал, что он Петр, сын богатого отца, а не солдат, но капрал не хотел его слушать и приказывал молчать.

Наконец Петр упал перед капралом на колени и со слезами говорил: «Господин капрал, если вы не верите, что я Петр, то прошу вас, ради Бога! Пошлите кого-нибудь к богатому крестьянину Антону, и прикажите спросить, дома ли сын его? Если Петра нет дома, то я, верно, этот самый Петр, а если он дома, то, ей-ей, не знаю кто я».

Актер N. хотел жениться. Товарищи уговаривали его оставить это намерение, но все убеждения их были тщетны; наконец суфлер, добрый старик, стараясь убедить актера, заключил речь свою следующими словами: «Любезный друг! вы всегда слушались меня на сцене, послушайтесь и теперь: не женитесь!»

Помещик, приехавший из деревни в столицу, проходил мимо великолепного дома, около которого настлана была солома, чтобы стук экипажей не беспокоил больную жену хозяина. Помещик спросил у проходящих, что это значило? Ему отвечали, что солома настилается для того, чтобы стук на улице не так сильно был слышен в комнатах.

Возвратившись в свое поместье, он тотчас велел двор свой устлать соломою, воображая, что сим средством отвратит неприятный для него барабанный бой, производимый каждый вечер ротным барабанщиком, бывшим у него на постое.

Крестьянину, приехавшему в Вену, показывали разные примечательные здания, и между прочими замок князя М. После сего крестьянин по надобности часто хаживал мимо этого роскошного жилища и всегда видел у ворот швейцара в богатой ливрее, обшитой золотом. Однажды, возвратившись домой, сказал он своему приятелю: «Верно у его сиятельства мало дела, потому что он почти целый день стоит у ворот».

Управитель мызы позвал к себе крестьянина, на которого жаловались, что он в пьянстве всегда заводил ссоры с другими крестьянами, и представлял ему порок во всем гнусном виде; но пьяница утверждал, что на него ложно доносят.

«Сколько ты чарок выпиваешь ежедневно», — спросил управитель?

Пьяница. Это зависит от жажды, от погоды, от хорошего или худого вина, от денег и других обстоятельств: чарки две, три, четыре.

Управитель. Не может быть, чтоб ты пил так мало, ибо по пятнам на кафтане видно, что ты горький пьяница.

Пьяница. Извините, господин управитель, пятна происходят не от питья.

Управитель. А от чего же?

Пьяница. От проливания.

Когда Гаррик представлял роль Короля Лира в трагедии Шекспировой, то публика всегда в первых четырех действиях громогласно его вызывала, а в сцене, где он рыдает над телом Корделии, все зрители обливались слезами.

Однажды, при представлении сей трагедии, к удивлению публики, игра Гаррика показалась ей в сей сцене совершенно необыкновенною. Взор его не изъявлял печали, и приметно было в нем усилие, чтобы удержаться от смеха. То же самое заметили и у прочих актеров. Прекрасная Корделия, глава коей покоилась на бархатной подушке, желая узнать, что было причиною остановки в ходе пьесы, открыла глаза, и вдруг вскочив с места, побежала за кулисы; все актеры с громким смехом последовали за нею и сцена опустела.

Публика не могла понять столь странной развязки трагедии; но вдруг громкий хохот некоторых из зрителей обнаружил причину смеха актеров:

Толстый лондонский откупщик занял в партере переднее место против самой сцены, собака его, большой английский дог, вошла с ним в театр, и по обыкновению своему, поместилась у ног господина своего: спустя некоторое время она приподнялась на задние лапы, и, опершись передними на перила оркестра, спокойно смотрела на игру актеров.

Откупщик, от тесноты места и тучного телосложения своего, чрезвычайно вспотел, и, желая вытереть пот со лба и затылка, снял с головы огромный парик свой и надел оный на голову собаки. Гаррик и другие актеры, увидев собаку в огромном парике, при всем усилии своем, не могли удержаться от смеха.

Профессор философии читал лекцию. Дойдя до психологии, он начал так: «Один человек вздумал, что к нему в голову влетел воробей…. Изрядно! воробей! вот и влетел воробей — он думал. А ведь воробей-то к нему не влетел? изрядно! не влетел! А отчего же он думал, что влетел воробей? вот для этого и психологию выдумали: она объясняет, отчего он думал, что влетел воробей. Изрядно! Итак начнем» (это не выдумка).

Смельчак поссорился с другим также весьма смелым человеком! Слово за слово — предложена дуэль, и два соперника с секундантами выехали за город. Было положено драться на саблях, после нескольких ударов, один соперник бросился бежать. Другой разгорячился, кинулся догонять его, крича: «Стой, стой! дай зарубить!»

Убежавший видит калитку в чей-то сад, бросается туда и спешит оную отворить. Догонявший, боясь, чтобы соперник не убежал, бросает в него саблю и спокойно возвращается к секундантам.

На другой день, наших рыцарей помирили. «Какая неосторожность!» — говорили секунданты догонявшего, — «ты бросил саблю; ну если бы он оборотился, и напал на тебя; чем бы ты защитился?»

«Да неужели вы думаете, что он тогда догнал бы меня?» — сказал добродушно смельчак.

Говорили о литературе. «Княжнин весьма много заимствовал у Мольера, переводил сценами, и молчал об этом», — сказал один из собеседников.

Вмешался в речь другой. «Господа!» — сказал он, — «вы судите не узнав хорошенько дела, и не патриотически. Почем вы знаете, что Мольер не заимствовался у Княжнина?»

«Лечение гомеопатическое основывается на том», — говорил один врач литератору, — «что лекарством производят сильнейшую болезнь, и клин клином выколачивают».

«Теперь понимаю отчего наш К. пьет ослиное молоко; он лечится гомеопатическим образом», — сказал литератор.

Р. был полицмейстером в одном городе. Вот несколько анекдотов, об нем рассказываемых.

Идя по театральному коридору, когда спектакль уже кончился, и зрители разъезжались, Р. видит, что какой-то молодой человек толкнул даму и сказал ей что-то.

Р. подходит к нему и говорит: «Милостивый государь, толкать дам неучтиво!»

«Это жена моя!», — отвечает толкнувший.

«Все равно неучтиво!» — сказал Р.

Умер губернатор. Когда процессия погребальная шла по городу, Р. ехал впереди верхом. Он обращается к народу, по обе стороны улицы стоявшему. «Господа! тише, прошу вас, тише! А если будете производить беспорядки, то вперед вам такой церемонии не покажут».

При разъезде из театра подавали кареты. Жандармы громко кричали имя того, чья карета подъехала. Вдруг Р. замечает, что возгласы жандармов прервались. «Что это такое?» — восклицает он, — «я слышу молчание».