Мария Сакрытина - Никаких принцев!

Зато взгляд, каким он смотрит на меня, — тот самый. «Зелень уродливая». И я по привычке широко улыбаюсь в ответ, одариваю его таким же взглядом и подмигиваю:

— Ничего, говорят, поцелуем любви это лечится.

Принц не удостаивает меня и словом. Он обращается к директрисе — голос у него приятный. Может, плюс к скрипке еще и поет?

— Я могу сесть?

— Конечно, Ромион, — улыбается директриса. Потом поворачивается ко мне, и выражение вселенской боли появляется у нее на лице. — Ты тоже… сядь. Куда-нибудь. Розалинда.

Я оглядываюсь на Габриэля — тот снова занял пост рядом со шкафом. Ну что ж…

Девицы вокруг принца Ромиона дружно смотрят на меня так, что ясно — они костьми лягут, но место ни одна из них не уступит. Да больно надо!

Иду к последнему ряду, к парте у окна. Да, солнце будет печь, и к концу дня я стану жареной лягушкой. Но в тени сидит господин Совершенство, которого я сдуру перепутала с женихом, и он теперь точно ничего хорошего обо мне не думает. Вон, даже и не смотрит.

Зато все остальные смотрят. Да ну их к черту! Я знала, что меня тут хорошо не встретят. Все как везде. Пусть — я им еще устрою.

В довершение, уже в полной тишине — директриса успевает выйти и закрыть за собой дверь, а учительница тоже смотрит — у меня подламывается один каблук, и я падаю у самой парты.

Класс взрывается смехом, уже не сдерживаемым. И учительница, естественно, не делает ничего, чтобы это безобразие прекратить.

Стискивая зубы, я поднимаюсь. И языком (в такие моменты (а еще когда комары) он у меня волшебным образом удлиняется) вытаскиваю из рук одного из смеющихся перо. Тоже улыбаюсь.

— Спасибо. А то я свое дома забыла.

И сажусь. Хочется сломать несчастное перо на маленькие-маленькие кусочки. Хочется сесть перед этим Ромионом и улыбаться ему до посинения. Хочется сказать какую-нибудь гадость учительнице, которая как ни в чем не бывало поворачивается к доске-зеркалу.

Но я просто достаю из сумки, которую ставит передо мной Габриэль, книги и письменные принадлежности.

Ничего. Я вам всем еще устрою глокую куздру!

Припекает.

В который раз пытаюсь отсесть подальше от окна — вместе с креслом и столом, но дальше просто некуда — проход закончился, сбоку свободная парта. А дальше, через узкий проход ( у же того, по которому я вот уже полчаса перемещаюсь), сидит то самое Совершенство, на которого я стараюсь не смотреть. Всеми силами я очень-очень стараюсь. Не. Смотреть!

Собрав волю в кулак, отворачиваюсь и пробую слушать учительницу. Она что-то рассказывает, шагая туда-сюда, а за ней мигает, меняя отражения-картинки, громадное, на всю стену зеркало в золоченой раме. Парты здесь довольно далеко друг от друга, а я сижу в самом конце класса, так что изображение в зеркале мне видно еле-еле. Да и учительницу через все эти спины никак не рассмотреть — впрочем, я не слишком и стараюсь. Мне скучно, жарко и плохо. Я даже не могу сказать, какой предмет тут изучается. Вроде бы что-то про политику. Какие-то внешние и внутренние факторы. Причины. Следствия. Бред какой-то, я хочу отсюда уйти!

Поворачиваюсь к Габриэлю. Он замер, скрестив руки, у книжного шкафа — конечно же. Отворачиваюсь — бесполезно, этот мне не поможет. И снова взглядом задеваю Совершенство, который через парту и проход. Виола, у тебя совесть есть? А достоинство? Отвернись сейчас же!

И ведь ничего такого безумно необычного в нем нет: просто очень красивый мальчик. Юноша. Парень. Если верить Роз, в этом классе должны быть только мои сверстники. Ну, может, на год старше. Значит, ему или шестнадцать, как мне, или семнадцать. Хм. Когда налево голову повернет и на него солнечный луч падает, выглядит на шестнадцать. А когда, прищурившись, на учительницу с ее зеркалом смотрит, то на семнадцать. Может, даже восемнадцать. Ну очень серьезный парень… Я его внешность за эти полчаса уже до последней веснушки изучила. Они у него светлые такие, на скулах, очень милые. Маленькие — вот что значит «солнечные поцелуи». А еще у него нос очень правильный. Прямо благородный профиль получается… Он точно не принц? Наверное, какой-нибудь герцог или граф? Ну конечно, кто еще будет учиться в этой школе… Ой, он перо кусает!.. Боже, я даже не знала, что так бывает: замираешь, и взгляда не отвести, и дрожь в коленках какая-то… странная… Папа всегда говорил: встретишь того, кто тебе до бабочек в животе понравится, тогда пожалеешь, что никогда нормально не целовалась. Я… я уже целую… в смысле жалею. Можно, я поцелую его прямо сейчас? Я согласна жить с ним долго и счастливо!

Господи, он оборачивается… Он смотрит на меня? Он в ответ на меня смотрит?

А я — жаба…

Утыкаюсь взглядом в какой-то из учебников на столе, а перед глазами все плывет. Может, у меня тепловой удар?

Ха, удар? Поцелуи? Я же зелень уродливая, на меня такой, как он, в жизни без отвращения не посмотрит. Что, Виола, не веришь? Брось-ка на него еще один взгляд. Ну? Убедилась? Да его тошнит от тебя — как и всех вокруг. Вот, даже кресло подвинул — подальше от тебя. А ведь между вами и так целая парта и проход. А ты размечталась — поцелуй, при-и-инц. Губу раскатала. Такие красавцы встречаются с девушками вроде Роз, такими же совершенными и… настоящими принцессами. А потом живут с ними долго и счастливо. А в заколдованных непринцесс они не влюбляются. Ты все это уже проходила. Хочешь на нем лишний раз обжечься? Все ведь уже было — с таким же милым с виду и совершенным. Ну, почти с таким — тот все-таки был не так совершенен… Но все равно. Красота равна тщеславию, а тщеславные люди легко делают больно маленьким бедным лягушечкам вроде тебя, Виола. Так что не будь дурой, отвлекись уже окончательно и сосредоточься…

Очередным волевым усилием я все-таки отворачиваюсь — и встречаюсь глазами, кажется, со всем классом сказочной золотой молодежи. Включая учительницу. И все они очень выжидательно на меня смотрят.

— Что? — квакаю я, от волнения зеленея, наверное, сильнее обычного.

Кто-то немедленно начинает хихикать. Учительница изящно взмахивает рукой с чем-то вроде волшебной палочки — набалдашник в виде звезды мерцает синим.

— Розалинда, может быть, вы все-таки почтите нас своим рассказом о Сиерно-Креманском конфликте?

О чем, о чем?

Я ерзаю в кресле, потому что весь класс с прямо-таки садистским удовольствием меня рассматривает. Надо же было им меня подловить в минуту душевных метаний! Какой там конфликт? Вот у меня в душе — это конфликт! Но я о нем никому не расскажу.

— Нет. Не почту.

— Простите?

— Не. Почту! — повышаю голос я и стискиваю зубы.

В классе наступает мрачная тишина. Улыбка учительницы гаснет, но потом загорается снова, только уже насквозь фальшивая. И с издевательской ноткой.