Ольга Пашнина - Ученье – свет, неученье – смерть! [litres]

Ну, поехали!

Сегодня все мои воспитатели, няньки, учителя и преподаватели опустошат свои заначки и поднимут бокалы с одной-единственной фразой «Мы отмщены». За все годы моего непослушания и срыва уроков.

Я твердо уверилась с первых же минут выступления, что лучше бы еще раз завалила диплом, чем вела открытую лекцию. Там хоть я позорилась только при комиссии, а тут еще бессмертных сто помимо декана и компании.

– Здравствуйте, уважаемая комиссия. Здравствуйте, адепты. – Секретарь поднялась, чтобы зачитать вводную информацию. – Сегодня мы присутствуем на открытой лекции адептки Академии смертей Джульетты Мор. Специальным указом ректора Академии смертей, магистра Максимилиана Смерть, лекция приравнена к защите диплома о высшем смертельном образовании и защите педагогической практики. За время преподавательской практики Джульетта Мор проявила себя как ценный специалист. Проявила оригинальность и профессионализм в вопросах подачи материала, завоевала авторитет адептов и коллег. Средний балл четыре целых и одна десятая. Прошу.

Откашлявшись, я начала, попутно ловя острое чувство дежавю.

– Сегодняшнюю лекцию я хочу посвятить образу смерти в средние века смертного мира, поскольку отголоски легенд именно этого времени влияют на образ смерти в современной культуре смертных.

В зале стояла абсолютная тишина. Только недолго, пока какой-то приколист не наколдовал стрекот сверчка. Спокойно, Джульетта, просто представь, что рассказываешь лекцию как накануне – перед Цербером.

И не думай о том, что Цербер с храпом отрубился на втором абзаце. Все три головы.

Я рассказала о сохранившихся рукописях и рисунках – комиссия важно покивала, кратко пересказала пару легенд – удовлетворительно поджала губы, а вот когда перешла к внешнему виду, некоторых членов переклинило.

– Смерть изображали в балахоне…

Меня прервал дребезжащий старушечий голос:

– А как застегивался балахон?

Я зависла. На липучках он был! Как у стриптизеров.

– Данный вопрос не освещался в работе.

– А нужно было осветить. Это ведь такой важный этап эволюции униформы! Я жила в то время, и пуговицы были костяные.

Да она настолько древняя, что видела даже, как мамонты гадили!

– Благодарю, – мило улыбнулась я ровеснице пирамид.

Затем продолжила:

– Эпидемии, плохое питание, постоянные войны и, разумеется, смерть. Не важно, король ты или нищий. Никто не застрахован от укуса чумной блохи или смерти при кровопускании.

– То есть нищий мог позволить себе лекаря? – снова влезла бабулька.

– Я утрирую.

– А по-моему, вы способствуете неверному представлению студентов о нашей работе в этом времени.

Я ей сейчас покажу работу смерти в ЭТОМ времени. Так сказать, личным примером.

– Самое главное, что мы все уловили суть. Смерть в то время была не просто частью естественного хода событий. Она стояла у каждого за спиной, и…

– Милочка, вы даже не осведомились о данных о численности смертей в указанное время! Для того, чтобы приставить к каждому жителю по личной смерти, понадобилось бы…

Я не удержалась и украдкой закатила глаза. Активная бабуля, наверное, в свободное время пишет кляузы на всех подряд, судится с соседями и подрабатывает наблюдателем на выборах. Только что ж у нее за личные счеты к метафорам и гиперболам-то.

– Понимаете, теория смерти на первом курсе – вводный предмет. Моя задача – объяснить студентам, что за профессия их ждет в ближайшем будущем. Рассказать, как появились смерти. Как все у нас устроено. Как мы живем и работаем, какие существуют правила, а какие послабления, что делать в спорных случаях, к кому обратиться за советом. Только в рамках этого предмета можно узнать, что делать, если смертный вас видит, как угнаться за беспокойной душой, почему нельзя гонять на косах в мире смертных и кто из богов зачарует сталь от коррозии. Студенты приходят на эту лекцию не для того, чтобы решить парочку задач или набрать максимум баллов за тест. Я не проверяю конспекты и не задаю рефераты. Они приходят сюда, чтобы узнать, что их ждет. Чтобы влюбиться в профессию.

Я откашлялась и продолжила:

– Поэтому я не считаю нужным рассказывать о костяных застежках на балахонах и численности смертей в те или иные годы. Я рассказываю легенды, истории, лайфхаки и правила. И дальше расскажу вам о представлениях людей о жизни после смерти и соответствии этих представлений реальности.

До конца пары меня никто не прервал, а традиционный опрос по прослушанному мои студенты прошли весьма и весьма неплохо. Выйдя из аудитории, я первым делом скинула жутко неудобные туфли, в которых отстояла всю пару.

Мне бы очень хотелось, чтобы Макс или папа вышли меня поддержать, но сейчас вся комиссия голосовала за мою оценку. Сердце стучало так сильно, что я минуты две не могла толком глотнуть воды. Висеть над пастью кровожадной морской твари проще, чем защищать диплом!

Наконец дали сигнал возвращаться для выставления оценок. На негнущихся ногах я вернулась к кафедре. Хорошо хоть, студенты усвистали в столовую, готовиться к зачету.

Весь садизм в том, что объявлять мою оценку должен был именно Макс. Умом я понимала, что на этот раз мой диплом не сбежал (только чуть-чуть опоздал), не спер смертоносный артефакт и не испортил мне защиту, поэтому «неуда» ждать не стоит. Но в вопросах нервов разум давно показал свою несостоятельность. Я тряслась от ужаса.

– Что ж, комиссия провела совещание. Из одиннадцати членов комиссии восемь высказались за оценку «отлично», два – за оценку «хорошо», и один – за оценку «неудовлетворительно».

При этом он так покосился на бабульку, что мне сразу все стало понятно.

– Таким образом, средний балл адептки Мор составляет четыре целых и пятьдесят четыре сотых. Постановляю внести в протокол оценку «отлично» и присвоить адептке Джульетте Мор статус выпускницы Академии смертей. Заседание выпускной квалификационной комиссии объявляю закрытым. Всем спасибо.

Скажу коротко: ДА-А-А-А-А!

– А нас не заругают за то, что мы сидим под лестницей и целуемся? – спросила я.

– Кто? Ректор? Заведующий кафедрой? А может быть… физрук? – фыркнул Макс. – Я же должен отметить, что ты больше не моя студентка. Теперь можно ходить по академии за ручку, целоваться в коридорах и кормить друг друга с одной вилки в столовой.

Я скептически приподняла бровь.

– Ладно, нельзя, я все еще ректор. Но здесь никого, а я за время твоей подготовки успел соскучиться. Ты меня почти не замечала!

Зато сейчас я замечаю все. И как пальцы аккуратно гладят за ушком, и как тепло прижиматься к боку Макса, и как от него пахнет духами, что я подарила. Так бы и лизнула, правда.