Кирилл Баранов - Птица огня

– Что там? – спросил он.

– Ничего, – поспешно ответила она и нахмурилась.

– Знакомые места?

Она долго не отзывалась, потом стремительно сорвалась с места и, нахохлившись, сдвинув сердито брови, скорым шагом зашагала дальше по дороге.

– Там, за этим селением, – сказала она, – дальше по течению реки была моя деревня.

Сардан подумал, что тоненький ручеек, огибавший деревню, с натяжкой можно было назвать рекой.

– Хочешь туда заглянуть? – спросил музыкант, посматривая в угрюмое лицо своей спутницы.

Она фыркнула и насупилась еще больше.

– Там уже давно никого нет, – сказала она, долго молчала и несколько позже добавила шепотом: – Одни кости остались на дорогах валяться.

Сардан попытался разговорить девушку, расспросить о ее прошлом, но она зыркнула на него разок исподлобья так злобно, будто хотела одним взглядом разрезать его кусков на пятьдесят, поэтому с вопросами было решено повременить.

Когда они добрались до леса, солнце совсем спряталось за горизонтом, оставив на небе малиновые следы. Вскоре среди россыпи звезд показалась убывающая Саяни – большая золотая луна, отбрасывавшая на землю бледно-желтые лучи. Следом за ней плыла маленькая красная Руни, а чуть в стороне, как обиженный ребенок, – лазурный серп Инашани, еще меньше остальных. Множество других, совсем крошечных спутников сопровождало эти три луны, но разглядеть их невооруженным глазом среди звездного сияния было непросто, и только цветные – сиреневые, серебристые и желтоватые отблески на небе выдавали их скопления то тут, то там. Луны прятались промеж звезд, а ученые постоянно путались, пытаясь их все пересчитать. Одни говорили, что их не меньше сотни, другие – тысячи, и каждый день появляются новые и уходят в небытие прежние.

Сардан разжег костер, пока Ашаяти ходила на разведку. Вернулась она совсем мрачной, долго смотрела на огонь и долго отказывалась брать у музыканта сухари, отмалчивалась и сопела себе под нос.

Тогда он достал из ящика с инструментами сверток и аккуратно положил у костра так, чтобы она не могла его не заметить. Ашаяти насторожилась. Сардан развернул сверток. Внутри оказался не бог весть какой кусок вяленого мяса. Он таскал его с собой целый месяц, получив в награду за работу, после которой две недели ломило все кости, постоянно разворачивал по вечерам и глядел, облизывался и засыпал беспокойный. Мясо в награду давали совсем редко, по крайней мере там, на юге, где он провел последние годы.

Ашаяти покраснела – Сардан разглядел это и в темноте. Придвинулась к огню, или к мясу. Музыкант разрезал кусочек пополам и показал на него пальцем, как будто животное кормил. Ашаяти подвинулась ближе и взяла свою половинку.

– Спасибо, – буркнула она, мрачным тоном старательно скрывая благодарность.

Больше не сказали друг другу ни слова. Ашаяти завернулась в тряпку, добытую из своей комнаты над кабаком, и легла немного в стороне от костра. Сардан устроился ближе к огню, укутался в легкое одеяльце. Ночи становились все холоднее. Годы в южных странах разнежили его теплотой. Поэтому он беспокоился, что уже через неделю или в лучшем случае две так запросто будет не переночевать. Придется брать в артели походные спальные принадлежности и таскать этот огромный тюк с собой целую зиму, вдобавок к и без того тяжеленному ящику с инструментами. А он никогда не любил бродяжничать зимой на севере и предпочитал выгадать такую работу, чтобы три, а то и четыре месяца сидеть где-нибудь в тепле. Хотя подгадать такое с его-то профессией удавалось весьма редко. А сейчас мучали предчувствия, что в ближайшее время отдохнуть не придется вовсе. Громадное чудище, сжигающее целые города, едва ли сдастся на раз-два. Сначала его нужно классифицировать, изучить, потом желательно почитать что-нибудь в артельных библиотеках, но и после этого первое же прямое столкновение рискует стать последним, потому что письмена в свитках и тетрадях слишком неточны, слишком поэтичны, слишком устарели, а многого в них попросту нет. За последние лет пять он и сам написал не один десяток свитков, посвященных новым духам, правда большинство из них оказались вариацией прежних, но, может быть, и такой опыт пригодится кому-нибудь, поможет выжить, спасет жизнь музыканта и человека, которому тот попытается помочь.

Отвлекшись от размышлений, он услышал беспокойное посапывание. Девушка лежала спиной к нему в полумраке, но заворочалась, перевернулась и обратила лицо к огню. Свет бегал у изящного разреза ее глаз, тонкого носа и плаксиво скривившихся губ. Музыкант замер. Поначалу он улегся как раз между девушкой и костром, но огляделся и внезапно сделал быстрый, беззвучный перекат в ее сторону. Потом еще один и еще, и вот он уже ощутил сладостное тепло ее дыхания.

Неожиданно Ашаяти вздрогнула во сне, по лбу пробежали морщины, она дернула ногой, словно бы отбивалась от кого-то, и коленом въехала подкатившемуся музыканту точно в пах. Непонятно как сдерживая вопль, заскрипев и застонав, он с хрустом покатился в обратную сторону, не глядя влетел в костер, подскочил. Пламя тотчас набросилось на одеяло, меховой камзол и штаны. Музыкант, из последних сил сдерживая рвущиеся наружу звуки, снова свалился на землю и перекатами потушил огонь. Оставшуюся ночь он решил провести под защитой костра, выставив его естественным барьером между собой и своей спутницей.

Утром Ашаяти долго сидела у потухшего костра, зевала и все никак не могла проснуться. Когда солнце подтянулось до верхушек деревьев, они наконец выступили в путь. Довольно скоро свернули с пошедшей ухабами дороги на лесную тропу, заваленную хворостом и заросшую кустами так, что ее и разглядеть-то с трудом можно было. На этот раз Ашаяти шла впереди по праву местного жителя и проводника. Она беспокойно озиралась по сторонам, раз десять сбивалась с пути, вскоре совершенно потеряла дорогу, а через час блужданий нашла ее вновь. Так уж получилось, что в жизни своей она видела только родную деревню и Веренгорд, ни разу не была в этом отдаленном лесу, ни разу не посещала соседних селений и в целом с трудом представляла себе карту местности. Но за сундук золота готова была вспомнить то, чего никогда не знала и наврать столько, сколько не влезет ни в какие уши. Да и кто не готов, в конце концов?

Когда обеспокоенный ее странным поведением музыкант робко спросил не заблудилась ли она, девушка неловко засмеялась.

– Просто тут все заросло с тех пор, как я ходила в последний раз, – так неуверенно сказала она, что музыкант тотчас разгадал ложь. – И вообще, я ищу дичь. Ведь у тебя больше нет мяса?

– Нет.

После недолгих блужданий Ашаяти заметила среди кустов серо-бурого кролика, пригнулась и сняла с плеч лук.