Сильвия Лайм - Умоляй, ведьма. Часть 2

Ведь что теперь получается? Сперва Дрейгон издевался надо мной в образе ворона, затем – в образе человека. И, надо заметить, последние его шутки были многократно жестче.

А теперь, после всего этого, единственное, что я могу, это подняться на цыпочки и неловко поцеловать его в губы?..

Волшебненько!

Пропащая ты душа, Мартелла Довилье…

– Не надо было мне пить то вино, – пробубнила я тогда, чтобы хоть как-то сгладить неловкую паузу. – Только святая наивность могла рассчитывать, что Сафира или Иветта не попробуют отравить неудобную для них сестру.

В этот момент я так распереживалась, что даже не заметила: мой голос звучал точно так же, как и прежде. Яд перестал действовать!

Но Дрейгон почему-то не торопился обращать на это мое внимание. Напротив, он медленно убрал рыжую прядь мне за ухо, отчего у меня по спине прокатилась мелкая дрожь, и ответил:

– Не выпить вина тогда, когда рядом с тобой пьет дофин, – это оскорбление. Словно ты подозреваешь наследника престола в попытке тебя отравить.

– Но…

– На это и рассчитывали ведьмы, подсыпая сакрару в твой бокал, – продолжал как-то глухо колдун. И на какой-то миг его взгляд стал жестче. – Они, конечно, не знали, что ты не в курсе дворцового этикета, но, как видишь, их фокус сработал в любом случае. Так что тебе не стоит переживать. Выбора не было.

– Ясно, – задумчиво кивнула я и вдруг удивленно замерла, повторив: – Ясно… Ясно? Дрейгон, я нормально разговариваю!

Голос и впрямь полностью вернулся, а я наконец это осознала.

Мужчина кивнул и натянуто улыбнулся в ответ.

– Поторопись, – говорил он все тише и тише. – И пой как птица, чтобы мои усилия не пропали даром.

– Твои усилия?.. Ну конечно, твои, – кивнула, отвечая на собственный вопрос.

Кто же еще мог мне помочь?

Впрочем, при мысли о том, что Дрейгон целовал меня не потому, что хотел, а потому, что таким образом снималось заклятье, мне стало еще более неловко и как-то даже грустно. Но я улыбнулась через силу, сделала шаг навстречу колдуну и чмокнула его в щеку.

Дрейгон широко распахнул глаза, но не сказал ни слова.

– Спасибо, – бросила весело. – Буду петь как ворона, честное слово!

– Поторопись, – вместо ответа бросил он, а потом еле слышно добавил: – И лучше уж как соловей…

Я помахала ему рукой и ураганом вылетела из комнатки. Уже стуча каблуками по коридору, я услышала, как захлопывается за спиной дверь и сквозь тонкую деревянную перегородку будто бы доносится хриплый стон.

Но, решив, что мне показалось, я побежала быстрее.

У меня не было права проваливать этот этап Отбора.

8 число месяца Костлявых ручьев.

Хозяйственная каморка на третьем этаже Лебединого дворца.

Дрейгон держался за угол стола, едва стоя на ногах. И как только рыжая недоведьма скрылась с глаз, а перестук ее каблучков затих в коридоре, как силы окончательно стали покидать черного колдуна. Он наконец-то смог позволить себе слабость. Сейчас, когда никто не видел его, когда никто не мог понять, что он уязвим.

Дрейгон хрипло закашлялся, с уголка губ потекла багряная кровь.

Ему не нужно было смотреть в зеркало, чтобы знать, насколько бледным стало лицо. Чтобы заметить черные круги под глазами и посиневшие губы. Он все это ощущал на своей шкуре.

– Ну что, колдун, сам себя лишивший имени, стоила ли этой боли твоя жертва? – внезапно раздался над ухом мужчины тихий рокочущий голос.

Дрейгон едва заметно повернул голову, ровно настолько, чтобы боковым зрением заметить, как от стены рядом с крохотным балкончиком отсоединилась черная каменная фигура. На глазах она приобретала форму и объем, становилась заметна рельефная фактура гладкой кожи. И в самом конце этой метаморфозы поднялись ее веки и сверкнули в полумраке желтые, как огонь, глаза.

– Катись к демонам, Хьельгвирана, – прохрипел Дрейгон, сделав еще несколько шагов к балкону.

Но ему самому, как и горгулье, казалось, что он вот-вот упадет.

Руки дрожали.

– Очень благородно, – глазом не моргнув, ответило существо. – Ты же черный колдун, не забыл, что такие, как ты, не жертвуют собой ради других?

– А я и не жертвовал собой, отстань, без тебя тошно, – проговорил он и снова закашлялся, потому что от пары слов глотку едва не разорвало.

Он пытался прикрыть рот рукой, и теперь вся тыльная сторона ладони оказалась в крови.

– Проклятье… – выдавил он еле слышно, одним дыханием.

С горем пополам он добрался до балконной двери и распахнул ее настежь.

Ему нужен был воздух. Много воздуха.

Дрейгону казалось, что он задыхается. Легкие резало, создавалось впечатление, что кто-то насыпал битого стекла ему под ребра, и теперь каждый вздох сопровождался чудовищной болью.

Впрочем, он знал, на что идет, когда забирал на себя чужое отравление. Если яд, попавший в тело, не лечить и не пытаться вывести, а просто магией переносить его действие на другого человека, то сила отравления увеличивается в несколько десятков раз. Фактически сакрара осталась в теле Мартеллы, но она более не могла причинить вреда, потому что весь вред на себя забрал Дрейгон.

И если из-за ядовитого порошка Мартелла просто едва не потеряла голос, то горло Дрейгона буквально разрывало на части. Его голосовые связки кровоточили, готовые в любой момент окончательно прийти в негодность. С легкими тоже что-то произошло, но колдун не знал, что именно.

– Может, стоило просто убить ведьму? – спросила тем временем горгулья своим глухим, низким голосом, в котором слышался скрежет камня.

Дрейгон, нахмурившись, взглянул на нее, но ничего не ответил.

Глаза горгульи горели все тем же спокойным желтым светом, и никто бы не заподозрил прислужницу дракона Рока в обмане.

Дрейгон тоже не заподозрил. И Хельвиграна невозмутимо вела свою игру дальше.

– Ты бы освободился, ведь мощь вашего договора уже не так сильна, как в самом начале. Договор не убьет тебя, ты и сам это знаешь. Уничтожь ведьму – и всего делов. Рыжее недоразумение наконец-то оставит тебя в покое. Снова будешь один, как всегда и мечтал. И ничей звонкий смех уже не нарушит бесконечность твоей тишины, Антрацитовый принц.

Дрейгон вздрогнул.

Через силу он толкнул балконную дверь и шагнул в узкое пространство, окруженное высокими перилами.

Прохладный ночной воздух ударил в легкие, но это принесло слабое облегчение. Грудная клетка все равно горела в агонии.

Дрейгон сжал зубы и молчал, глядя вдаль.

Когда-то в этом замке его собственные покои выходили как раз на эту сторону дворцового сада. Он любил ночами смотреть, как белая луна восходит над пушистыми кронами аметистовых яблонь и серебрит васильково-синее небо. Любил наблюдать, как гуляют внизу редкие влюбленные парочки, и представлять, что он умеет летать и может расправить крылья, под которыми будет свистеть ветер.