Михаил Цыганков - Последний экипаж Белого кро…

Шума конечно, было много. От трансформационного хлопка на кухне вылетели стекла, воздушная волна обсыпала всех мукой, а лейтенанта свалила с ног. Поднявшись и отряхнувшись, он сразу предложил меня застрелить по-тихому, что бы никто ничего не узнал, а лучше отдать ему для секретных опытов, исключительно из соображений гуманизма. На что, капитан заметил, что Россия с Америкой не находиться в состоянии войны, и начинать ее в ближайшее время не собираются, поэтому он считает предложение Крюгера не конструктивным, и даже в какой то степени вредным. Он абсолютно не поверил моему рассказу о погибшем корабле, в котором я из соображений секретности опустил ряд существенных подробностей. Главным аргументом против – было утверждение, что в лягушку просто так никого не превращают, а из всех способов уничтожения военных судов, поголовное превращение всего экипажа в земноводных – самый экзотический. Тут мне крыть было нечем. Скажите для чего меня, простого российского прапорщика, – превращать в жабу, пардон, в лягушку?

Затем меня очень внимательно осмотрел доктор Ливси, коллега Крюгера, занимающийся именно лечением пациентов, и не страдающим маниакальным синдромом их убийства. Жизнерадостный Ливси не нашел у меня никаких патологий, и для профилактики болотной простуды, выпил со мной на брудершафт полстакана спирта. То ли спирт был сильно разбавлен, то ли после стольких перенесенных стрессов, мне все было по барабану – я выпил его, даже не поморщившись.

– Чудесно, – сказал Ливси жизнерадостно улыбаясь, – пациент здоров, и не имеет синдрома направленного вампиризма. Можете быть абсолютно спокойными.

Услышав это, капитан, недолго думая, пригласил меня на свой день рождения, для укрепления союза двух дружественных армий. На радостях я подарил ему свою героическую бутылку коньяка, чем потряс Ленгдона до глубины души. Второе потрясение он испытал, когда попытался понять смысл надписи: «Коньяк Южнорусский. Пять звездочек. Разлит по заказу ОАО «Коломенский пряник» на Верхнее-Кундрюпинской чаеразвесочной фабрике имени Тадеуша Костюшко». Что удивительно, я совершенно спокойно понимал английскую речь в ее американском варианте. Неужели, чтобы выучить язык, надо было побывать в лягушачьей шкуре? Все шло отлично. Мы хором спели «В небесах мы летали одних, мы теряли друзей боевых…», выжав у капитана скупую мужскую слезу – его прадедушка воевал в эскадрилье «Нормандия – Неман». Потом мы все вместе орали песни «Биттлз», и, что бы доставить мне удовольствие, пытались хором спеть «Калинку-малинку», но каждый раз получилась «Марсельеза», дико растрогавшая капитана. Под нестройное пение хора мальчиков-зеленоберетчиков Кейси, склонившись к самому моему уху и нежно обняв за плечи, рассказала потрясающую историю жизни капитана Ленгдона.

Родился он в городе Париже, где и жил вместе со своей сестрицей и дедом, на пенсии подрабатывавшим хранителем Лувра. Дедушка часто таскал его по музею и нещадно порол, когда он путал импрессионистов с авангардистами, и маринистов с абстракционистами. Дед был членом сразу нескольких тайных обществ и все свободное, от работы и порки внука время, проводил на секретных тусовках. Его постоянно посвящали то в Почетные каменщики-асфальтировщики, то в Верховные магистры общества канарейководов-проктологов, то назначали Пожизненным хранителем тайн глубоко законспирированной организации некрофилов-криптозоологов. У страдающего хроническим склерозом дедули на почве постоянного нервного перенапряжения началась мания преследования. У себя в доме он организовал множество тайников и схронов, в которых постоянно прятал и перепрятывал древние манускрипты, прижизненные порнографические портреты великой Кама-Сутры и пластиковую взрывчатку вместе со взрывателями и древнешумерскими каменными таблицами по полтонны каждая. А юный Ленгдон проводил время, любуясь на Венеру Милосскую. Дед его вкусов не разделял, ему больше нравился Аполлон Бельведерский. Но однажды, когда хранитель Лувра, раздевшись догола, как того требовал ритуал общества юных натуралистов-эксгибиционистов, писал симпатическими чернилами воззвание для международной ассоциации «Бульдозеристы без границ против империалистической экспансии», его злодейски убили боевики террористической бригады «Конусообразные пирамиды». Поднялась большая шумиха, которую французской полиции еле удалось замять, свалив всю вину на случайно попавшегося под руку умственно отсталого монаха-альбиноса. Сестра быстро выскочила замуж за американского профессора-искусствоведа, который оказался кадровым сотрудником ЦРУ, выслеживавшем в Париже неуловимого главаря «Конусообразных пирамид» Могит хана Шармуду по кличке «Гиена». Молодая семья переехала жить в Америку, навсегда, увезя Жака Ленгдона от милой его сердцу французской кухни с жаренными лягушачьими лапками и Венеры Милосской. С тех пор он люто возненавидел все тайные общества и поклялся извести их на корню. От одного упоминания его имени покрывались холодным потом и кричали во сне и «Объединенные дизайнеры-таксидермисты», и «Вольные озеленители Сахары», и «Воинствующие анонимные антиалкоголики», и даже бесстрашные и несгибаемые «Коммунисты-ленинцы седьмого дня». Но сейчас, подразделение капитана обеспечивало секретную миссию по налаживанию контактов с доблестным Пепином Коротким, одновременно охраняя лабораторию доктора Крюгера.

Сержант Райбек оказалась очень информированной и умной девушкой. Немного раздражала мысль, что теперь придется на ней жениться. Но, с каждой выпитой рюмкой, эта проблема все дальше уходила на второй план. Главное – до своих добраться, а там уже разберемся.

Американцы к потреблению алкоголя в таких количествах оказались не подготовлены. Дисциплина падала на глазах. Все громче стали слышаться призывы послать гонца в «Мыльную рожу» за ба…, за женским балетом. Капитан был неумолим. «Никаких балерин в комнате для совещаний не будет!», – сказал он, еще больше накаляя обстановку. Кто-то, отдернув штору, закрывающую секретную карту местности, стал метать дротики, стараясь попасть в кружок, под которым подписано – «Замок герцога Пепина Короткого». Лейтенант Крюгер, милейший человек, почти не пил и нервно пытался закурить в помещении. Каждый раз, когда он хотел это сделать, в него швыряли стаканом или пустой бутылкой – пропаганда здорового образа жизни была на высоком уровне.

Из-за стола, покачиваясь, встал доктор Ливси. В одной руке он держал нанизанный на вилку стейк из мяса молодого игуанодона, а в другой стакан со спиртом, виски он, как врач, категорически не признавал.

– Господа!– сказал он, качнувшись,– Я хочу выпить за единственную присутствующюююю, пресссутствуюююшуюю…за единственную даму в нашем лагере, невесту нашего нового друга и побратима по оружию. За очаровательную Кейси Райбек!