Михаил Цыганков - Последний экипаж Белого кро…

– А если кто-то выберет не отравленного зайца, – спросил я, – что тогда?

– Такого не бывает, он ведь обоих зайцев ядом накачивает, для верности – сказал капитан.

Я с ужасом посмотрел на обрывки зеленой фольги.

– Подлец, конечно, – продолжал капитан, – но любит его команда, так все и называют – «Ласковый мерзавец».

Я подумал, что при случае поквитаюсь с этим любителем шоколада. А капитан, резко наклонившись ко мне, перерезал веревки на руках, потом тоже самое сделал и с Кейси.

– Хорошо, что я вовремя успел, – сказал он, – команда могла лишиться своего любимца. Вашей смерти я бы ему точно не простил. Да и мне бы ее вряд ли бы простили.

– Что же в нас такого выдающегося? – спросила моя невеста, растирая затекшие руки.

– В тебе, девушка, точно ничего, с такими внешними данными, даже в гарем младшей наложницей-стажером для участия в полуночных оргиях слепых ходоков к султану, никто не возьмет! – нехорошо сверкнув глазами, сказал мужик, – А вот на нем, – он ткнул в меня пальцем, – можно хорошо заработать.

– На мне? Да за кого ты меня принимаешь! – Мне было очень обидно за Кейси, но с другой стороны я понимал, что он прав. – Я в гарем не пойду!

– На тебе, на тебе, дружок, – сказал капитан, – тебя ищут все кому не лень. Даже те, кому и не надо, все равно ищут. Но повезло только мне. – Он самодовольно улыбнулся.

– Вы его с кем-то путаете, – сказала Кейси. – У него ориентация не та.

– Я никогда никого ни с кем не путаю, потому что я – Бармалеус! Не знающий ошибок, капитан «Черной амальгаммы», – капитан гордо выпятил подбородок.

Показалось, что по лицу Кейси пробежала какая-то тень, но я еще не научился настолько хорошо разбираться в ее мимике.

– А ты, – капитан опять ткнул в меня пальцем, – русский военный с корабля «Неспешный» по кличке «Годзилла».

«Как быстро распространяются здесь новости, и это без радио и телефона», – подумал я, развязывая ноги.

По вибрации пола и корпуса было ясно, что мы на дирижабле. Самолет гудит по-другому. Но как нас сюда занесло? Последнее, что я помню, это яблоки, на кухне у Кейси, куда пошли, чтобы оценить масштабы разрушений. Эх, говорила мне мама: «Не ешь не мытые фрукты!». Ах, мама, мама, как же ты была права! Здесь вообще ничего незнакомого есть нельзя! С другой стороны, если яблоки незнакомые, то, что тогда вообще есть? Армейским сухпаем давиться? Яблоки были сочные, красные, хрустящие, а пахли как! А потом сразу – негр с отравленными зайцами…

– Так ты знал, что я русский, и рискнул похитить? – я посмотрел на капитана, подумав, что он очень легкомысленно остался с нами один на один.

Об этом мне кажется, пришло в голову и Кейси, плавно начавшей движение за спину капитана.

– Не советую меня убивать, – предупредил Бармалеус. – На мне заговор Быстрой руки, я очень быстро стреляю и также быстро бью.

Кейси тихо вернулась на прежнюю позицию

– Знаю, знаю, что русский, но если бы ты знал, сколько за тебя дают! – продолжал капитан, сев на край стола – Объединенная коалиция Темных Магов обещает отгрузить два килограмма философского камня, конгресс шаманов Крайнего Севера «Увезу тебя я в тундру» – трех белых медведей натасканных на поиск говорящих мамонтов, организация «Джинны Ближнего Востока за запрет стеклянной посуды» просто обещает выполнить три любых моих желания не противоречащих их тридцати трем законам джинотехники, а про всех остальных даже говорить не буду. Поэтому не удержался и рискнул. Как говорится, кто не рискует, тот не пьет…

– Обычно пьют на поминках того, кто много рискует. – перебила его Кейси.

– Я догадываюсь, чьи это могут быть поминки, – сказал Барм, выразительно посмотрев на нее. – А пока я хочу, чтобы вы подумали над одной вещью. Через час, мне придется выбирать, того, кто даст за вас большую цену. Не думаю, что они будут сторонниками гуманного отношения к пленникам, скорее даже наоборот. Поэтому я настоятельно советую рассказать мне то, что знаете вы, и чего не знаю я. И из-за чего вас хотят заполучить все мои, не отличающиеся высокими моральными принципами, знакомые. Может, тогда я передумаю, и решу воспользоваться этим сам. И так господа, у вас есть час. – капитан вышел зловеще клацнув замком двери.

– Ну, это вообще невозможные условия, – сказал я, – как я могу рассказать, то чего не знаю? И самое главное – у нас нет часов!

Трудно рассказывать правду, особенно ту, о которой не имеешь ни малейшего представления. А если и имеешь, то непонятно о чем. Я не тот за кого меня принимают, или я сам не представляю, кто я такой на самом деле? Сколько в российском ограниченном контингенте людей с моей фамилией, а главное с экзотической кличкой, полученной мною только вчера? У Кейси, какие либо идеи по этому поводу, отсутствовали напрочь.

Она сказала, что не собирается разбираться в хитросплетениях загадочной русской души. А то задумаешься, уйдешь в себя, побродишь там, такого понасмотришься, что сразу под ближайший паровоз, или ласточкой с обрыва, чтобы понять, почему люди не летают как птицы. Кейси добавила, что это по ее мнению третий извечный русский вопрос после «Кто виноват?» и «Что делать?». В этом тяжелом состоянии глубокой задумчивости и застал нас Бармалеус. Короткая черная борода, густые брови и дорогой камзол делали его очень похожим на классического пирата из детских книжек. Ног у него правда был полный комплект, на плече не сидела ни какая живность, но на поясе, по другую сторону от маузера висела украшенная драгоценными камнями, шикарная абордажная сабля.

– Ну, мон шер ами, какую простую и поучительную историю вы хотите мне рассказать? – спросил он, присаживаясь на край стола. Это и не удивительно, стульев в каюте просто не было.

– Мы знаем много историй, – мрачно буркнула Кейси, но капитан грубо ее оборвал.

– Молчи, ночной кошмар багдадского публичного дома для социально не защищенных слоев местного населения. Второй Шахерезады из тебя все равно не получится – сказал он с плохо скрытой иронией.

Я прыгнул вперед, на капитана. А что еще оставалось делать? Во-первых, я все равно не знал, что ему рассказывать, а во-вторых, с детства не люблю, когда при мне оскорбляют женщин, особенно моих невест. Рука у Барма оказалась действительно быстрая. Я еще в полете так получил от него ножнами в живот, что сверкание искр в моих глазах слилось с блеском бриллиантов на эфесе сабли. Посадка получилась очень жесткой, с мощными шумовыми эффектами. На грохот заглянул обеспокоенный Марафетус и удовлетворенно улыбнулся.

– Я же говорил тебе, освободи свой разум, – сказал он и, наклонившись к капитану, стал что-то шептать ему на ухо.

И хотя меня в первую очередь занимала боль в животе, я увидел, как изменилась его наглая пиратская морда. Глаза Барма беспокойно забегали, и напряженная работа капитанской мысли стала заметна невооруженным глазом. Впрочем, думал он недолго. Окинув взглядом почти полную копию картины «Иван Грозный убивает своего сына», где роль безвременно почившего отпрыска монарха играл я, а царя Ивана Васильевича изображал Кейси, нежно прижимавшая мою голову к своей груди, он спросил: