Ирина Кузнецова - Опальный маг

В город солнца и поэзии, Рейсгард, маленький запылённый отряд из четырех усталых путников прибыл на рассвете. Он состоял из трёх мужчин и одной женщины, вернее, Феи, так как это была она в сопровождении Светозара, Хорварда и сэра Занудиса, чьё занудство уже изрядно всех достало. И болтливый герцог со своим другом уже перемигивались, а не устроить ли педантичному и сверхправильному советнику маленький несчастный случай в виде перелома языка, а ещё лучше шеи. Да и госпожа Фея, похоже, не будет особо сильно переживать, если лишиться общества своего любимого советника. Но на счастье их жертвы, не подозревающей о таких коварных мыслях (а то Занудис поумерил бы пыл в поучении жизни своих спутников и возвеличивании своей особы), на горизонте показались башни города. И Светозар с Хорвардом, а украдкой от них и Эвредика, вздохнули с облегчением.

После непродолжительного препирательства со стражниками ворот, которые были недовольны, что их разбудили в такую рань, и не собирались пускать путников без компенсации морального ущерба, их впустили в город. Правда только после того, как сэр Занудис пустил в ход тяжелую артиллерию: он Верховный советник, и с ним едет сама Великая Фея, и такое непочтение и халатность грозят стражникам лишения жалования на целый год, а также штрафными работами в виде уборки клозетов города в течение трёх месяцев. После такой тирады ворота немедленно отворились и сам капитан стражников, почтительно кланяясь и рассыпаясь в извинениях, что не признал высоких особ, впустил их в город. Клянясь с кристально честными глазами, а, возможно, просто стеклянными после вчерашней пирушки, следы которой явственно читались на его сконфуженной физиономии, что такой инцидент в их городе впервые, и что такое никогда больше не повторится.

– Я и мои люди охраняем город от врагов и лазутчиков, и, когда вы в неурочное время постучались в город, я подумал, что это шпионы, и не впустил вас, – расплылся в подхалимской улыбке капитан.

– Что?! – глаза Эвредики расширились от гнева. – Я по-вашему, капитан, похожа на шпионку?

– Нет, нет, что вы! Капитан не это имел в виду! – быстро вмешался один из стражников, который, похоже, был куда умнее своего господина, и, быстро прикинув, чем им грозит такая оплошность, решил взять инициативу в свои руки. – Капитан имел в виду, что он очень ревностно относится к своему гражданскому долгу и бывает иногда чересчур бдительным. К тому же он не смыкает глаз уже вторые сутки, настолько фанатично предан своему делу, и ни на какие уговоры, пойти и немного отдохнуть, не поддаётся. Из-за чрезмерной преданности родине и усталости капитана и получилась такая ужасная ошибка, – на этих словах стражник рухнул на колени и, заломив руки, трагически возопил. – Пожалуйста, Великая и Справедливая Фея, сжальтесь над своими верноподданными и не наказывайте их в виде лишения жалования! Нам нечем будет кормить своих детей! А если надо кого-то наказать, то накажите меня, это я не сменил на посту капитана Пивокрута и подвёл своего командира, прикажите дать мне сто плетей! – и стражник принялся рвать на себе от горя и без того не новую рубаху, в уме прикидывая, что может теперь воинское начальство поимеет совесть и выпишет ему новое обмундирование, которое последний раз выписывалось… Гм, два месяца назад, но его он проиграл в карты, и теперь надеялся под шумок на халяву заполучить новое вне очереди.

Его товарищи во главе с капитаном только диву давались пламенности его речей, да и никаких детей у стражника Перепей-меня, а это был именно он, и в помине не было. О том, что всю предшествующую ночь стражники занимались употреблением горячительных напитков и предавались игре в кости вместо бдительного несения службы, думаю, и говорить не стоит.

Занудис с восхищённым умилением внимал речам Перепей-меня, размышляя о том, а не сочинить ли ему высокую оду о патриотизме и мужественности сего воина, так доблестно несущего службу, но затем передумал: слишком много чести для плебея, но наградить бы стоило, грамотой за отвагу, например. Как вы уже поняли, сэр Занудис был настоящим чиновником, обожающим волокиту и предпочитающим награждать своих подданных не в виде материальных благ, а на бумаге: всякими там наградными листами, похвальными грамотами и прочей макулатурой.

Светозар с Хорвардом растерянно переглядывались, озадаченные поведением слишком предприимчивого стражника, не зная как вести себя дальше в том неловком положении, в котором они очутились.

Одна Эвредика сохраняла абсолютное хладнокровие, господина Перепей-меня она видела насквозь, и про себя только диву давалась актёрскому мастерству парня, по сравнению с которым сиятельный герцог Хорвард – просто сама честность. Но затянувшемуся концерту следовало положить конец.

– Хорошо! Вас не лишат жалования. Но чтобы такого впредь не было. Если услышу о чём-то подобном ещё раз, будете бегать по десять кругов кросса каждый в жаркий полдень, чтобы всю глупость из мозгов выпарило, – заключила Эвредика, в упор глядя на командира стражников, затем подошла к стражнику, по-прежнему валявшемуся в грязи, рывком вздернула его на ноги, так что у парня клацнули зубы. – А вы, сударь Попробуй-перепей-меня-кто-сможет, поедете с нами. Светозар, возьми его к себе на лошадь.

– А-а, откуда вы знаете мое полное имя? – изумлённо протянул Перепей-меня. Потрясению парня не было предела, так как даже товарищи звали его сокращенно «Перепей меня», да никто и не помнил уже его полного имени, а в приличных кругах общества, где вращается Фея, оно точно не фигурировало вообще.

– Захлопнись, – невежливо оборвал растерянного парня Светозар, помогая ему взобраться на коня позади себя, и немедленно трогаясь с места.

Через несколько минут маленький отряд проскакал по улицам города к замку, поднимая облачка пыли.

Трубадур, Ясень и дракон удобно расположились возле костра, переваривая сытный ужин. Каждый думал о своём, блаженно растянувшись на земле, вдыхая аромат надвигающейся ночи.

– Пройдоха, – позвал Лютый трубадура, задумчиво смотря на пламя костра.

– Чего? – лениво отозвался музыкант, продолжая курить трубку, не открывая глаз.

– Ты же вроде стихоплёт, ну этот, который придумывает песни, а затем их поёт? – спросил Лютый, отводя взгляд от костра.

– Угу, – односложно отозвался трубадур. После сытого ужина он был на редкость немногословен, да и Ясень, как это ни странно, молчал, не нарушая красоты опускающейся на лес ночи.

– А ты хороший песенник? – продолжал задавать дурацкие вопросы дракон.

Пройдоха, открыл один глаз, внимательно посмотрел им на дракона, не издевается ли тот над ним, но, увидев абсолютно серьезную морду, вздохнул, вытащил трубку изо рта и собрался ответить, но был перебит вклинившимся в их разговор Ясенем: