Евгений Новиков - Снежный мальчик

– У нее блестели усы? – Ром встрепенулся. – У нашей учительницы тоже были блестящие усы. Она учила нас писать. А если, кто делал ошибку, она била по пальцам линейкой. Наклонялась и била. И вот тогда-то усы ее и блестели. К нашему счастью, она скоро перешла работать в газету.

– Что, у нее были длинные усы? – поинтересовалась булка.

– Нет, такие коротенькие, черные. Над верхней губой.

– А у нашей мыши усы были на щеках. И предлинные. Впрочем, не хочу даже вспоминать о ней. Вскоре мы поняли, что жизнь – вещь капризная и всегда разная. Сегодня ты радовался солнышку, а завтра, глядишь, тебя стерли жерновами и сделали муку. Ну, потом были другие малоприятные процедуры, и в конце концов я стала булкой. "Что ж, – подумала я. – У каждого своя судьба. Если мне суждено было стать булкой, то я не уроню своего звания. Пусть меня едят, если жизнь распорядилась таким образом". На съедение я попала в хорошую добрую семью. Подтянутый молодцеватый отец, ласковая заботливая мать и два румяных веселых мальчика. Быть съеденной такой семьей – большая удача. Некоторые булки, как я потом узнала, попадают в немытые руки и на грязные липкие столы.

Меня положили на великолепный обеденный стол среди разнообразной снеди. В фарфоровой кастрюльке дымился борщ, рядом стояла укутанная полотенцем, чтобы не уходило тепло, кастрюля с картошкой. В тарелочках лежали салаты из овощей и рыбок. На белой накрахмаленной скатерти блестели серебристые вилки и ложки и длинный отточенный нож.

Мать разлила по бокалам сок и вышла, чтобы звать всех к столу. Я приготовилась к неизбежному и, чтобы не дрогнуть в последнюю минуту, стала вспоминать родное поле и, как мне было там хорошо. И вот тут-то… Тут-то это и случилось. Занавески раскрытого окошка раздвинулись и в комнату прыгнуло странное существо. Человек – не человек, зверь – не зверь. Больше всего оно было похоже на одного из тех рокеров, которые однажды с ревом и улюлюканием проезжали мимо нашего поля. Черная в железных заклепках куртка, длинные нечесаные волосы, перчатки с грубыми раструбами. Существо, тихонечко насвистывая, прошлось туда-сюда и с нахальством посмотрело на меня. Я, как и полагается добропорядочной булке, сделала вид, что в упор не вижу это наглое создание. Между тем оно схватило меня со стола… – тут булка запнулась и продолжила дрогнувшим голосом. – …схватило, откусило от меня кусок и небрежно бросило на стол. Потом на ходу хлебнуло сока и выпрыгнуло в окно. Что мне было делать? Вот-вот должны были войти люди. "Э-э", – сказали бы они, – что это за булка лежит на нашем столе?! Мы покупали хорошую, а эта – с оторванным боком! Куда нам такая негодная!" Я поняла… – тут ее голос снова дрогнул. – Что у меня нет больше чести. И достоинства тоже нет. Ни минуты не могла я оставаться в этом доме. Схватив висевший на стуле платок, чтобы скрыть свой позор, я выпрыгнула в окно и пустилась, куда глаза глядят. С тех пор вот и скитаюсь.

Булка умолкла.

– Стоило ли так переживать из-за какого-то куска, – сказал Ром.

– Это для тебя он какой-то. Если бы от тебя откусили кусок, ты тоже бы сказал – стоит ли переживать? А? Что же молчишь? – у булки от негодования перехватило дыхание, но она взяла себя в руки и продолжила. – С тех пор я вынуждена всегда носить этот платок, чтобы никто не увидел моего позора. А ты сорвал его, самым отвратительным способом!

– Не знаю, почему ты говоришь "отвратительным", но прошу за это извинения.

– Ты его не получишь. Такие поступки не прощаются. Впрочем, рассказ мой не окончен, и я его продолжу во что бы то ни стало. Любое дело следует доводить до конца. Итак, едва я ступила на путь скитаний, на меня обрушилась новая напасть. Меня стал преследовать…

– Если это тот рокер, то я готов с ним разобраться, – сказал Ром.

– В том-то и дело, что я не знаю, кто меня преследует. Булка я, конечно, добропорядочная, но не храбрая. И вот, представь себе, только наступают сумерки, а я уже слышу крадущиеся ко мне шаги. Я бегу. Только отдышусь – опять шаги. А кто идет – не видно. Я потеряла и честь, и покой. Все сразу! Ну почему, почему окошко оказалось тогда открытым?! Из-за какой-то нелепой случайности все пошло наперекосяк!

– Не думаю, что для тебя было бы лучше, если бы тебя тогда съели. – Ром задумался. – Нет, не лучше.

– Т-с-с-с, – прошипела булка и съежилась. – Ты слышишь?

За деревьями прошелестели шаги и стали медленно приближаться. Кто-то невидимый, задев еловую ветку, вышел к тропинке и остановился.

– Это он, – прошептала булка и задрожала.

– А ну, булка, беги во всю свою прыть! – воскликнул Ром и, поднял с земли гладкую еловую шишку.

Упрашивать булку не пришлось. Не разбирая дороги, пустилась она наутек столь стремительно, что красный платок ее заклокотал, как парус, в который угодил порыв штормового ветра. Ром размахнулся и метнул шишку туда, где шаги остановились. Невидимка прыгнул за кусты можжевельника и стал медленно красться, чтобы подобраться к Рому со спины. Ловко пущенные шишки со звоном отскакивали от стволов, рассекали кусты, но определить попадали ли они в невидимку, было никак невозможно. Во всяком случае, шаги не утихали и кружились вокруг мальчика.

– Эй, шагастик, а ну-ка покажись! – призывал Ром невидимку, но тот лишь хрустел упавшими ветками и все старался подобраться к Рому со спины.

Совы, поначалу с опаской наблюдавшие за метанием шишек, стали вновь глядеться в свои зеркальца.

– Эй, совы, вы видите, кто ко мне крадется? – крикнул мальчик. Вместо ответа совы только отрицательно закачали своими большими головами – может, они, действительно, не видели, а может, сочли такое обращение к себе непочтительным и не пожелали разговаривать с грубияном.

Решив, что ни от метания шишек, ни от сов нет никакого проку, Ром отправился дальше. Однако шаги не отставали. Видимо, они забыли про булку и задумали преследовать мальчика. Они останавливались, когда он останавливался и бежали, когда он бежал. Желая избавиться от назойливых шагов, Ром пошел спиной вперед, но и это не помогло: шаги вновь оказались сзади и тоже пошли задом наперед. Тогда Ром придумал маленькую хитрость – остановился и, сделав вид, что собирается перевязать шнурок на ботинке, внезапно прыгнул на остановившиеся сзади шаги. Кто-то вскрикнул в кустах, и шаги быстро устремились туда. Видно, шаги принадлежали вскрикнувшему, который обладал удивительной способностью, оставаясь на месте, пускать их, куда ему вздумается. Но на этот раз ему не повезло – шагам-то его, конечно, ничего не доспелось, а вот ногам, хотя те и находились далеко, не поздоровилось.

– Ого-го! – победно закричал Ром. – Я никому не дам спуску! Я снежный мальчик!

"Мальчик-альчик-чик!" – повторило эхо, и к ногам Рома со звоном упал осколок зеркала.