Светлана Багдерина - Мальчик или девочка?

Олаф вернулся с охоты засветло: стая варгов, замеченная накануне бдительными крестьянами за Волчьими холмами, была уничтожена раньше, чем успела натворить бед.

И раньше, чем охотники думали.

Поэтому самый юный конунг в истории Отрягии подъезжал к дворцу в приподнятом настроении, глупо улыбаясь и представляя, как застанет врасплох жену, и как она удивится и обрадуется. Не тратя времени на такие предрассудки, как переодевания и умывания, он торопливо взбежал по резной дубовой лестнице на второй этаж и торопливо распахнул двери в покои Аос.

— Солнышко моё!..

Глаза его, голубые, как все ледники Отрягии, нетерпеливо встретились с парой таких же глаз.

Это были незрячие, но всё видящие очи Волупты.

— Вершина счастья и бездна отчаяния меняются местами, если встать с ног на голову, и становятся неотличимыми, если посмотреть издалека, — отстраненно произнесла старуха вместо приветствия.

— Кхм. Э-э-э… а-а-а… поч… как де… То есть, здрасьте, — передумав задавать вопросы, ответы на которые не был готов получить [1] В последний раз, когда он имел неосторожность спросить у Волупты, как дела, она с увлечением поведала ему о состоянии дел у знакомых богов, половины жителей столицы, а заодно и о политической ситуации и видах на урожай во всех державах Белого Света. Занял этот увлекательный рассказ около трех дней, без перерывов на обед и сон. Если она, древняя старуха, могла обходиться без них, то, по ее мнению, молодым здоровым воинам немного поголодать и не поспать тем более не повредит. Об ее же ответе на последний вопрос «почему» Олаф и вовсе вспоминал с содроганием: потребовалось полторы недели, чтобы выслушать во всех подробностях историю от Большого Эксперимента до наших дней. , Олаф остановился на нейтрально-безопасном приветствии.

И, вспомнив, что любимая супруга не раз бранила его за отсутствие лоска и манер, сосредоточенно наморщил лоб и произнес заученные под ее руководством волшебные слова:

— А погода сегодня просто восхитительная!

Посчитав, что дань стоглавому и стозевному монстру этикету он принес за месяц вперед, конунг уронил свежеснятую шкуру вожака на новые туфли предсказательницы и двинулся в обход тщедушной маленькой фигурки.

И наткнулся на Фигуру.

С заглавной «Ф».

И заглавную «Ф» больше всего напоминающую: Фрея, богиня плодородия, стояла, вперив руки в боки, массивная и необходимая [2] Потому что ее нельзя было обойти. , как сторожевая башня.

— Э-э-э…а-а-а… погодка сегодня… великолепная… просто!.. — умильно заморгал под грозным взором конунг, пытаясь высмотреть в глубине хором свою жену.

Но Фрею, обычно мягкую и дружелюбную, сейчас метеосводка отчего-то не умилостивила.

— Ты руки мыл? — сурово сдвинув брови, вопросила она.

В иное время он смутился бы как мальчишка и поспешил бы если не помыть руки, то хотя бы незаметно вытереть ладони об штаны, но встреча с Волуптой выбила его из колеи привычного поведения и реакций.

Отчего-то вспомнилось любимое выражение его премудрия Агафоника Великолепного:

— Это был риторический вопрос или экзистенциальный?

С простодушным удовольствием заметив, как грозная физиономия богини приобретает выражение крайнего изумления и растерянности, парень проворно обогнул ее и двинулся к ширме. Именно там, по его представлению и по теории дворцовой вероятности, должна была находиться дражайшая супруга.

И не должна была находиться жена старого верховного бога Отрягии Рагнарока.

— Э-э-э… а… погода сегодня… просто… зашибись… — чувствуя, что при виде неподражаемой Фригг нервы его начинают пошаливать так, как не шалили перед стаей разъяренных варгов, отряг робко отступил на шаг и на всякий случай спрятал всё еще немытые руки за спину.

Но богине домашнего очага было не до чужих рук, потому что ее собственные были заняты медленно вращающимся вокруг своей оси керамическим блюдом, до краев наполненным землей. На земле росла травка, грибы и цветочки — маленькие, словно игрушечные. А посредине стояло небольшое деревце, тоже будто не настоящее — но с виду то ли вяз, то ли ольха. В кроне его, размером со средний кочан, шмыгали крошечные белки, то и дело мелькало яркое оперение, звенели птичьи голоса, а листочки лениво шевелил то ли непонятно откуда взявшийся ветерок, то ли сквозняк.

Но не успел удивленный отряг приглядеться и прислушаться [3] Неужели фазанам пора пришла, а он еще ни разу на охоту не выезжал?! , как блюдо остановилось, и почти тут же один бок ствола начал медленно покрываться нежным одеяльцем из мха.

— Ага, вот! — торжествующе воскликнула старшая богиня.

И на глазах Олафа их с Аос супружеская кровать приподнялась на метр от пола, развернулась изголовьем в ту же сторону, что и мох на стволе деревца, и как ни в чем не бывало, опустилась, придавив ковер, розовые тапочки жены и его варговую безрукавку.

— И… э-э-э… зачем?.. — только и смог вымолвить конунг, погруженный в бездну недоумения, до краев наполненную изумлением, как выразился бы один его знакомый калиф.

— Ты… уже вернулся?.. — оглянулась на него Фригг.

Показалось Олафу, или так оно и было на самом деле, но в звучном командирском голосе богини прозвучало смущение.

— Мы тебя раньше ночи не ждали… — залилась румянцем его жена — богиня любви и красоты, смиренно пристроившаяся на кресле в дальнем углу.

— Ну раз уж он пришел… когда мы… э-э-э… — подоспела Фрея.

— Может, ему рассказать всё прямо сейчас? — неуверенно взглянула Аос на верховную богиню.

— Конечно, рассказать! — ворчливо фыркнула Волупта, не дожидаясь решения Фригг. — Даже слепой заметил бы, что его кровать стоит не так, как раньше! И вы же не надеялись сохранить это в тайне до конца?

— Сохранить в тайне что? Разворот моей… нашей… кровати? — в титаническом усилии осмыслить происходящее, наморщил лоб юный отряг.

— Милый… — томно вздохнула Аос, откинула с зардевшегося личика рыжие, как начищенная медь, пряди, шагнула к мужу и обвила руками его могучую шею. — Ты знаешь… я давно хотела тебе сказать… целую неделю… почти… но… как-то… и я…

— Что? — занемело в груди у парня.

Только не это…

Девятого разговора за неделю о том, что мебель его предков, вырубленную из цельного дуба, надо пустить на растопку, а купить новую, модную, резную, лесогорскую, он не вынесет. А если она уже заказала новую? Тайком от него? Неужели снова придется препираться до ночи? Или уступить? Но это же мебель прадедов! И даже не только и не столько мебель, сколько традиции! Уклад! Образ жизни! И отказаться от нее — все равно, что вымостить улицы Хольмстадта! Хотя это, в конечном итоге, сделать все равно пришлось… Но кровать, стол и комплект сундуков — наследие предков! Купил ведь ей лотранское кресло, вамаяссьскую ширму и две шатт-аль-шейхских банкетки — и хватит! А шкафы и комоды — это… мещанство! А он, как-никак, конунг!..