Ирина Шевченко - Сказки врут!

— Влад, я могу с ним поговорить?

— Если что-нибудь нужно, скажи, я передам.

Ясно.

— И почем сейчас волчья верность? — бросила я раздраженно. Три дня в городе, о Соколе до этого наверняка и не слышал, а гляди-ка, уже тапки готов в зубах приносить!

— Не понимаю, о чем ты, — ответил оборотень невозмутимо. — Стая не продается. Мы помогаем Антону, нашему побратиму, потому что он об этом попросил. Мы помогаем Соколу, потому что считаем, что он делает настоящее дело. Мы помогаем Сергею, потому что никто не заслуживает такой судьбы. И мы помогаем тебе, потому что пока все это не закончится, ты в опасности.

Речь вышла несколько пафосной, но прозвучала искренне. И ему стоило на этом остановиться.

Так нет же!

— Неважно, что вчера произошло, но для всех ты остаешься девушкой Сергея, и Сокол считает…

Дослушивать я не стала.

Через две минуты вынесла ему список того, что нужно купить. Хлеб, молоко, полкило сосисок, десяток яиц. И поллитровую банку сметаны.

Петрович смерил гостинец недоверчивым взглядом. Принюхался. Ткнул пальцем в белую гущу, облизнул. Затем отер руку о подол длинной рубахи и растроганно хлюпнул носом.

— Я бы и так к тебе вышел, Настюшка.

— А я бы и так сметану оставила. Угощайся.

Домовой уселся прямо на пол, поставил банку между ногами, обутыми в забавные лапоточки, и зачерпнул полную ложку сметаны. Потом еще одну. Потом еще. Хоть кому-то радость.

Я вздохнула.

— Ты поплачь, Настюшка, — посоветовал дедок простодушно. — Поплачь, легче станет.

— Не станет.

Да и устала уже от слез. Сколько можно?

— Я зеркало разбила, Петрович. Может, от этого?

— Какое зеркало? — встрепенулся домовой. — Когда?

— Гадальное. Давно еще. На суженого гадала. Увидела… Не то увидела, что хотела, и разбила. Дура…

— Давно, говоришь? Семь лет минуло?

— Дважды по семь уже.

— Тады не от зеркала, — вывел он авторитетно.

— Так гадальное же…

— Гадальное, не гадальное — это, Настюшка, ваши штучки, ведьмовские. А я одно знаю… — Петрович макнул ложку в сметану, облизал и закончил неожиданно: — Не нужен он тебе. И собой ладный, и колдун знатный, да не нужен. Колдун да ведьма вовек не уживутся.

Совсем как мама говорила.

— Тем паче такие. — Домовой навернул еще ложечку. — Сокол он, неспроста ведь так кличут. А ты супротив него — пичужка малая. И никогда тебе с ним не сравняться, в умениях не обойти. Хорошо, коли жалеть будет, а как нет — изведет жеж! Силу тянуть станет…

— Ну и пусть тянет. Пусть хоть всю себе берет!

— Ох, Настена, — покачал головой Петрович. Зачерпнул сметанки, поглядел на полную ложку да и сунул ее обратно в банку. Вздохнул. — Не хотел я тебе говорить, но раз уж по-другому не понимаешь… Женатый он. И с детишками — семеро по лавкам, мал мала меньше.

Он так уверенно это сказал, что в первый миг у меня и сомнений не возникло в правдивости этих слов. Икнула и сползла огорошенно со стула, шмякнулась рядом с ним на пол.

— Откуда… Откуда такая информация?

— Не формация это, Настюшка. Чуйка у меня такая. Но чуйка верная! Несвободный он, сразу видать. Я ж ведь вчера отчего вышел? Почуял, как он чаровать начал. Ух, силища! Ну а потом… Потом уж не глядел, ты не думай. Дело оно молодое… — Домовой в смущении скосил глаза на банку и сунул в рот ложку сметаны. Зашамкал. — Ну дык, значится… А после уже, как он тебя прислал… Сперва в ванной заперся, лейку эту вашу включил. Воды, Настюшка, извел, почитай что куб! Я по счетчику после глянул. Хорошо, хоть холодной — холодная, она ж подешевше будет. Потом сигарурьки свои на кухне смолил, задымил все. И все ему не сиделось! Подымит-подымит и в комнату пойдет. Постоит в дверях, поглядит на тебя, а то и подойдет, рядышком присядет — и дураку ясно: мог бы, остался. А так уж… Несвободный потому что. Ну и… порядочный вроде как — не стал до греха доводить. Подымил, значится, говорилку свою достал, приказов всем раздал, кому, куда… Грызунам этим баночным зернышек насыпал. Муху жирную на окне изловил и Жорке понес. Ты, говорит, присматривай за ней, Георгий. На тебя, мол, оставляю… Слышишь, Настюшка? Это он жабу неразумному тебя вверил! А я-то тут на что? Вот и говорю: не нужен тебе такой! Лучше найдешь.

Я уткнулась лбом в колени и уже не сдерживала хлынувших в два ручья слез. Не найду, Петрович. И искать не буду.

— Ты поплачь, Настюшка, поплачь, — коснулась щеки мохнатая лапка. — Глядишь, и полегчает… А сметанку я с твоего позволения заберу, все равно там на донышке осталось…

Телефон нагрелся в ладонях — все без толку: темный экран и ни звука.

Неужели сложно набрать мой номер? Сказать хоть несколько слов? Я же не жду объяснений, извинений. Я только хочу знать, что ты есть, что я не придумала тебя и вчерашний вечер. Что не сошла с ума…

Феи, единороги, зомби, призраки. Кинулась в эту сказочную жизнь, как в омут с головой. Кто бы ответил, зачем? Думала, за Сережкой. За детской мечтой, которая, не исполнись, легла бы камнем на сердце — права Натали. А исполнилась — камень с души, и как и не было ничего. «С+Н=Д» — вот так правильно, пусть так и будет…

А потом пришла любовь. С молотом. И как шандарахнет…

Я улыбнулась, вспомнив грозную тетку в рабочем комбинезоне. Любовь нечаянно нагрянет — это точно. Нелепая, нежданная, несвоевременная. Ты ведь тоже не планировал этого, Сокол… Андрей? Андрей, Андрейка, Андрюшенька. Господи, как же так можно жить, чтобы даже имя забылось, потерялось, так что и друзья лишний раз не вспомнят? Сокол да Сокол. А я супротив тебя — пичужка малая…

Мобильник вдруг ожил, тренькнул, завибрировал — целая секунда счастья до тех пор, пока я не рассмотрела имя на вспыхнувшем экране.

— Да, Игорек. Привет.

— Здорово, Вербицкая! Смотрю, в сети появилась. Дай, думаю, позвоню. Ты где вообще?

— Дома.

— Дома? — Озадаченное. — А чего… Ну, ты ж вроде говорила, уезжаешь куда-то.

Говорила? Может, и говорила.

— Вернулась уже.

— Понятно. А парень?

— А парня у меня больше нет.

— Упс. Бывает. А дядя?

Екнуло что-то внутри…

— Игорь, к чему эти расспросы?

— Ну я это… Может, заехал бы, если ты уже гостей спровадила. Что скажешь, Вербицкая? Пиццу возьмем или в суши-бар сходим. А хочешь, прокатимся куда-нибудь. Я у брата тачку выпросил на месяцок — зверь-машина. На море сгоняли бы.

— А, ты в этом смысле. Нет, Игорек, спасибо. Настроение не то.

— Ну ладно, как знаешь, — смирился приятель. — Передумаешь, звони.

Хороший парень. Добрый, бесхитростный, никогда в помощи не откажет. Вот в каких нужно влюбляться, чтоб не реветь потом целыми днями.

На подоконнике одиноко жалась к стеклу герань. Калачик, как бабушка говорила. Мама принесла с полгода назад, сказала, очень хороший цветок для жилья и неприхотливый — знай, поливай себе, и все. Поливать-то его как раз и забывали. Круглые листики с резким, бодрящим запахом уже привяли, цветочки осыпались. Я протянула руку и коснулась бархатистых листьев. Закрыла глаза, вспоминая, как было тогда со спатифиллумом, попробовала вернуться в тот день, в те ощущения… Бедный калачик! Так ведь и высохнет, пока я научусь со своей силой управляться.