Блэки Хол - Эпилог (СИ)

Молодые строятся тут же в ограде, недалече от хозяйского дома. Возводят основательный пятистенок из бруса. Пока что стены - мне по грудь. Пахнет свежеструганной древесиной. Тут же, на телеге наложены какие-то дощечки, наверное, для стройки. Поодаль - внушительная поленница и топор, воткнутый в деревянную колоду. На задворках натянуты веревки, на которых сушатся вещи, начиная от одежды и заканчивая постельным бельем.

Пожилая женщина приводит двух коров и теленка. Те мычат и идут к поильнику, обмахиваясь хвостами. Матушка хозяина, - поясняет Тёма.

- Здравствуйте, - говорю я, и женщина приветливо улыбается.

К ужину собирается вся семья, и нас кратко знакомят. Хозяева вежливы и не лезут с расспросами. Мы - тоже.

Трапезу организовали в доме, чтобы не досаждали мухи и мошкара. Пахнет деревом. Пахнут обшитые стены, пахнет стол, пахнут лавки по обе стороны... Наверное, у меня неладно с обонянием, ибо запах забивает нос, но, как ни странно, не вызывает тошноту.

Девочки приводят под руки и усаживают за стол древнюю старушку. Во время ужина самая младшая из хозяйских дочерей помогает бабушке зачерпывать ложкой тюрю и есть.

Я же попадаю в ирреальное пространство. Информация, выуженная из книг во время заточения в библиотеке, накладывается на действительность. Сероватая скатерть - наверное, льняная (незаметно щупаю пальцами). Посуда - тарелки, супницы, кувшины, кружки, блюдо с ломтями ароматного хлеба, - глиняная и расписанная цветочным орнаментом. Нож - металлический, с деревянной рукояткой и наверняка остро заточенный. Ложки и вилки - тоже из металла, причем из тяжелого. Их ручки обработаны грубовато, а зубчики вилок слегка растопырены.

Во мне просыпается исследовательский азарт. Вместо того чтобы работать ложкой, верчу головой, изучая обстановку, потолок, пол, окна.

Старшая дочка хозяев играет с Тёмой в гляделки, и хозяйка осаживает юную кокетку:

- Марья!

Среднему сыну хозяев - чуть за двадцать. Он ест и бросает на нас с Егором неприязненные взгляды.

Мой муж не привередничает. Откушал и щи, и молодую отварную картошку с внушительными кусками мяса, и напился холодного квасу с баранками. Я же жую без аппетита, пробую всего помаленьку. Наверное, меня сочли чахоточной и немощной, но держат свое мнение при себе.

После ужина нас отправляют на лавочку у завалинки, мол, гостям работать не положено.

Солнце потихоньку сползает к роще. Жара спала, и тянет прохладцей. Вокруг тишина и стрекот кузнечиков. На крыльце умывается полосатая кошка. Издалека доносится лай собак. Они охраняют добро не от завистливых глаз, а от дикого зверья, - поясняет Тёма. Да-да, в здешних местах водятся и волки, и лисы, и куницы, и прочие разномастные хищники.

На заборе повисли мальчишки. Круглолицые, босоногие, коротко стриженые. Чумазые, грызущие недозрелые яблоки, утащенные из чьего-то сада. Они смотрят на нас с Егором как на невероятное чудо.

- Гош, создай gelide candi*, - говорю шепотом, чтобы не спугнуть стайку воробьишек.

- Обойдутся, - поджимает тот губы.

- Гош, ну, пожалуйста... Привет! - машу мальчишкам, и пацанва на заборе всколыхивается. Дали бы дёру, но ведь не трусы.

- Вот сама и создавай.

- У меня плохо получается, а у тебя всегда идеально выходит, - подмазываюсь к своему мужчине.

Егор делает небрежный пасс руками, и в его ладони появляется синий морозный шарик.

А-ах! - пацанва перевешивается через забор, забыв о яблоках.

Муж перебирает пальцами, и шарик плывет по воздуху к зрителям. Те зачарованно пялятся на приближающееся волшебство. Шарик плывет, плывет... Подплывает и вдруг разлетается брызгами. Мальчишек сдувает ветром.

- Зачем напугал детей? Растаял бы, как полагается, и дело с концом. Обязательно устраивать показуху?

- Вот сама бы и устраивала, - отвечает Егор. - Мой gelide*, как хочу, так и таю.

Мне не разрешают мыть посуду, и я наблюдаю со стороны, ощущая себя дармоедкой. Чтобы не угореть от духоты в доме, воду греют снаружи, в печи под навесом наподобие летней кухни. Девчонки натаскивают воду из колодца в деревянных ведрах, а Тёма, зажав во рту травинку, накручивает толстую веревку на ворот. Моют посуду в деревянной лохани.

- Пойду, помогу, - поднимается Егор и идет к колодцу.

Я же откидываюсь назад и упираюсь взглядом в небо. Лепота! Вокруг меня - этнический музей под открытым небом. То, о чем прочитано в книжках - вот оно, во плоти.

Большая земля превратилась в зыбкий мираж. Столичная суета ушла на задний план, как и толкотня с давкой. Что сейчас делает Аффа? С моим отъездом Вива потеряла выгодную клиентку. Ничего, заведет новых. Улетела ли Ираида Владимировна на восток, к Басте? И Альрик... Вряд ли мы когда-нибудь увидимся. Раньше нас связывал институт: профессор преподавал, а я ходила на занятия, сидя в верхнем ряду. А теперь между нами нет общих точек соприкосновения. Разве что остались ночи в полнолуния, но в последний раз лес не пустил второе "я" на территорию хозяина.

Чтобы отвлечься, снова берусь за исследование.

Женщины ходят в платьях и сарафанах ниже колен и повязывают головы светлыми платками. На младшей из девочек - длинные шорты и легкая рубашка без рукавов со скудной вышивкой. Из обуви - нечто похожее на сланцы с веревочками, обвязывающими щиколотки.

Коров отводят на вечернюю дойку. Невольно сочувствую хуторским. На их плечах огромное хозяйство, требующее каждодневного внимания и постоянного труда - с раннего утра и до позднего вечера.

Средний сын, его зовут Тимуром, ворошит и перекидывает сено, поглядывая на меня с прежней неприязнью.

Над ухом звенит комар, и я отмахиваюсь.

- Вот, возьмите, - старшая из хозяйских дочерей протягивает туесок. - От комаров и мошкары.

Снимаю крышечку и вдыхаю запах мази.

- М-м-м... валериана... полынь... пихта, - то ли спрашиваю, то ли утверждаю вслух.

- Наверное. Не разбираюсь в травах, - девушка присаживается рядом. - Как вам у нас?

- Тихо, спокойно. Давно мечтала побывать на побережье.

- Не обращайте на него внимания, - кивает Марья на брата. - Он три месяца назад вернулся оттуда.

Почему-то я мгновенно понимаю значение слова "оттуда" и машинально хватаюсь за шею рукой. И я приехала из тех мест. Сумела вырваться.

- Я тоже скоро уеду. Неизвестно, на год или на три, - продолжает девушка. - И знаете, я не боюсь!

Смелая. Потому что трусить нельзя. А возможно, не уедет. Когда на Большой земле начнется дележка власти, границу побережья закроют. Хоть какие-то плюсы в грядущем перевороте.