Михаил Ахманов - Клим Драконоборец и Зона Смерти

– О шахиншах, мой высокий повелитель! – воскликнул джинн, едва завидев Клима. – По воле твоей я осмотрел корабль и должен сказать, что судно превосходное, с крепкими мачтами и парусами, с просторным трюмом и каютами, а та, что назначена тебе, устлана лучшими коврами. В бортах ни единой щелки, палуба надраена, в трюме запасы пищи и воды, а также богатые подарки от пресвитера. Будет чем порадовать королеву и ее придворных дам!

– Есть ли на судне вооружение? – спросил Клим, скорее по привычке. В этой реальности пушки и порох еще не изобрели.

– Есть, – подтвердил Бахлул, к удивлению короля. – Носовой таран, окованный бронзой, и два больших самострела на палубе. Еще бочки с горючей смесью, чтобы пускать снаряды с огнем. На тот случай, если встретим морских разбойников.

Глазки джинна сверкали, полы халата развевались, и Клим понял, что сказано еще не все. Он ждал.

Бахлул ибн Хурдак поднял ладони на уровень лица, пробормотал молитву и медленно огладил бороду.

– Я благодарю Всевышнего, позволившего мне дожить до этого дня. Знаешь ли ты, о опора вселенной, кто кормчий на этом корабле? Называл ли пресвитер его имя?

– Нет. Сказал лишь, что капитан отважен и опытен.

– Так и есть, так и есть, мой господин! – Бахлул в восторге всплеснул руками. – Кто на всех морях мира может сравниться отвагой и опытом с Синдбадом-мореходом? Кто лучше знает пути ветров и волн? Кто правит кораблем, не страшась шторма и бури? Не зря о нем рассказывают сказки. И теперь я увидел его воочию!

Клим усмехнулся:

– А кто у него в команде? Али-баба, Аладдин и Маруф-башмачник?

– Нет, о меч справедливости, этих имен я не слышал. У Синдбада тридцать крепких молодцов, и лазают они по мачтам, будто стая обезьян. Умелые мореходы!

– Этот парень не может быть Синдбадом, – вмешался Црым. – Синдбад из твоей сказки давно помер, и к тому же наш капитан на героя не тянет. Самозванец с продувной рожей!

Джинн возмущенно закатил глаза, они начали пререкаться, но Клим стукнул ладонью по колену и велел им замолчать. В конце концов, Синдбад – лишь имя, и был ли их капитан тем самым Синдбадом, Клима не волновало. Главное, чтобы доставил его на берег Дикого моря, в землю тавров, за которой начинались степи Хай Бории. Доставил в края, ставшие для него уже родными.

В день, назначенный для празднества, дворец разительно переменился. Съехались тысячи знатных иундейцев, всюду мелькали новые лица. Ржали онагры, трубили слоны, сотни служителей метались по дворам и лестницам, устраивая гостей, сотни поваров толпились на кухне, блюда и кувшины бесконечной чередой плыли в трапезные. Жены и дочери приезжих прогуливались в садах, а кое-кто даже возлежал в изящной позе на ковре у фонтана или бассейна. При всем том соблюдался порядок, беседы велись негромко, выступали гости чинно, никто не сморкался в кулак и не курил подозрительной травки, пищу и напитки подавали вовремя, а ездовых животных быстро разместили в стойлах и городских конюшнях. К вечеру знать начала собираться в зале приемов, огромном, как арена в Лужниках. Белый цвет в одеждах был преобладающим, но встречались кавалеры и дамы в ярких шелках, с перьями на шляпах, увешанные драгоценностями с ног до головы. Зал, уже знакомый Климу, тоже изменился; у стен его тянулись накрытые к пиршеству столы, а посередине пролегал неширокий помост, устланный коврами. Он шел по всей длине просторного зала и кончался у завесы из синего шелка, расшитого золотыми лилиями. Там, как объяснили Климу, была личная трапезная пресвитера, предназначенная для двоих – владыки Иоанна и короля хайборийского, самого почетного из гостей.

Едва он ступил на помост, в зале грянуло: «Аве, цезарь!» Люди стояли по обе стороны возвышения, и Клим видел сотни обращенных к нему лиц, твердые черты мужчин, мерцающие женские глаза, улыбки юных девушек, блеск вплетенных в волосы драгоценных камней, мягкое колыхание одежд, перьев, прозрачных вуалей. Четыре царедворца шли перед ним и столько же позади. Двигались они неторопливо, чтобы собравшиеся могли рассмотреть короля далекой Хай Бории, победителя демонов, избавившего их землю от злобных чудовищ. Они шли в тишине, и Клима приветствовали лишь жестом рук, чертивших знаки Благого Господа. У синей завесы сановники расступились, пропуская Клима вперед, и когда он коснулся шелка, снова послышалось: «Аве, цезарь!»

Под этот клич он раздвинул занавес, вошел и замер на месте. Раскрыл рот, закрыл его, раскрыл снова и пробормотал:

– Мабака! Черт меня побери!

Седой старец, сидевший у стола, улыбнулся.

– Мабака, мой король? Я не знал, что ты говоришь на тангутском!

– Это единственное известное мне слово, – промолвил Клим, совладав с изумлением. – И оно, как я подозреваю, не из приличных.

Старик захохотал, по его лицу разбежались лучики морщин.

– Так и есть, так и есть! Совсем не из приличных! Но я, кажется, плохой хозяин. Садись поскорее к столу, налей вина себе и мне, и мы выпьем… выпьем… За что же?

– Во здравие хозяина, – сказал Клим.

– Мое здравие неизменно уже столько лет, что ты и представить не можешь. Выпьем лучше за то, чтобы путь твой был легким, чтобы не встретились тебе противные ветра, морские чудища и разбойники и чтобы добрался ты в свою землю в полном благополучии. Согласен?

Клим кивнул, и они выпили. Вино было терпким, густым и слегка кружило голову. Из-за занавеса доносился негромкий гул голосов, смех и звон посуды, – должно быть, знатные гости тоже приступили к трапезе. Иоанн ел с аппетитом, не забывая о вине, шутил, расспрашивал Клима о хайборийских обычаях и мельком обмолвился, что если Ашрам Абара, носитель семисвечника, захочет остаться в северных землях, то у него возражений нет. Клима это очень порадовало, в его голове тут же закрутились планы насчет давней задумки, Королевской Академии наук. Ашрам Абара был, без сомнения, мудрецом, а также человеком, повидавшим мир; объединить его с Дитбольдом, алхимиком Уненом и Бахлулом ибн Хурдаком, и для Академии есть уже четыре кадра.

За столом они просидели часа два, наслаждаясь непринужденной беседой и искусством дворцовых поваров. Затем Климу показалось, что пресвитер начинает уставать, ест и пьет без прежней охоты, а разговор прерывается паузами. Выпив за процветание Иундеи, Клим отодвинул тарелку, сполоснул пальцы в чаше с теплой водой и испросил разрешения удалиться. Очевидно, эта мысль была правильной. Не возразив, Иоанн осенил его знаком Благого Господа, пробормотал: «Да пребудет с тобой сила!» – и устало откинулся на спинку кресла.

Клим шагнул к синей завесе, расшитой золотом, остановился и бросил последний взгляд на великого пресвитера. Каким же запомнить его?.. Черноволосым юношей с гладкой кожей или седовласым старцем, чье лицо изрезали морщины?.. Он так и не справился с этим парадоксом, когда Иоанн внезапно произнес: