Светлана Багдерина - Свадьбы — не будет!

Последнее «а» сорвалось всхлипом, и Эссельте, не в силах больше сдерживаться и не видя причины, уткнулась в плечо Серафимы, обхватила ее руками и зарыдала — глухо, безысходно, словно десять минут назад на том лугу умерла ее душа, оставив растерянное тело бродить по Белому Свету в вечной муке и недоумении: «Как же так?..»

Позади шумел лес, впереди темнели терриконы и вышки клетей заброшенной шахты, давшей когда-то название деревне, а прямо над Масдаем словно зависла дождевая туча.

— Селечка, Селя, милая, хорошая, ну же, ну… — Сенька обняла ее, прижала к себе, словно пытаясь забрать хоть капельку горя, выплескивающегося из разбитого сердца, чтобы облегчить страдания подруги, но то был не ручей, а поток сродни горному после ливня. И похоже было, что сезон дождей только начинался.

Мужчины, неловко потупившись, молчали, инстинктивно понимая: кто бы и что сейчас ни сказал — всё будет или банально, или не к месту, или то и другое в квадрате.

Все — кроме Олафа.

— Эссельте… слушай… а хочешь я его убью? — сжимая рукоять топора, пробасил юный конунг. — Или сюда притащу и ты его сама убьешь? Я подержу, ты не волнуйся!

Принцесса отчаянно замотала головой:

— Видеть… не хочу… никогда… ненавижу… презираю… — прорвалось между всхлипами, и царевна Серафима прижала к груди судорожно вздрагивающую подругу.

— Интересно… отчего он так… внезапно?.. — задумчиво проговорил Иванушка. — Ведь такая любовь была… сколько из-за нее претерпели…

— Может, его заставили? — предположил Кириан.

— То есть?.. — забыв на секунду рыдать, замерла принцесса.

— Ну… иногда у мужчины не бывает другого выхода… кроме как… э-э-э… покрыть позор… девушки… свадьбой… — бард, только сейчас сообразив, что он, собственно, сказал, был готов провалиться сквозь Масдая.

— Болван и сын болвана! — яростно прошипел калиф.

Принцесса, медленно осознав сказанное, тихо взвыла и уткнулась в сенькино плечо еще сильнее. Серафима бережно погладила ее по макушке и нахмурилась.

— Она его любит, — царевна встретилась взглядом с друзьями и прошептала почти беззвучно. — Надо что-то делать.

— Убить его? — конунг не хотел так просто отбросить хорошую идею.

— Очернить, опорочить его в ее глазах? — попытался загладить вину менестрель, и пальцы его машинально погладили струны любимой арфы.

— Еще больше? — уточнила царевна.

— Украсть невесту? — предложил Масдай.

— И что мы с ней будем делать? — резонно вопросил Адалет. — И это не вправит мозги молодому паразиту.

— У молодого паразита в этом случае было бы время подумать, — буркнул ковер.

— У него было время подумать. Больше месяца, — угрюмо напомнил Агафон. — Уже надумал.

— А мне кажется, что если бы они встретились и поговорили… — косясь на тихо плачущую Эссельте, прошептал Иван.

— …она бы его убила! — жизнерадостно закончил Олаф. — А потом и невесту.

— Невесту, наверное, не стоит убивать, — согласный с первой половиной высказывания, усомнился маг-хранитель.

— А что с ней делать? — практично спросил бард. — Девушку, чей жених не дожил до свадьбы, замуж в Гвенте никто не возьмет.

— Никто? — брови калифа взлетели под край куфьи, а щегольские усики встопорщились как у возмущенного кота. — Совсем никто?! Ай, какая черная несправедливость!..

— Да чтоб она… чтоб ее… — прорыдала принцесса, почти заглушая последние слова Ахмета:

— …неужели придется мне?

— Что?!.. — хор восьми голосов прозвучал едва ли не с большим изумлением, чем полчаса назад.

— Если не будет невесты — не будет и свадьбы, — невинно моргая, развел пухлыми ладошками Ахмет. — А поскольку я считаю убийство невест совмещением порчи полезного и приятного, то мое предложение — единственно приемлемое.

— Но… — озадаченный Агафон задумался в поисках слабого места плана. — Но что, если невеста Друстана не захочет за тебя пойти?

— Ты когда-нибудь встречал девушку, готовую променять несметное богатство, толпы слуг, готовых выполнить каждое ее желание, роскошь, какая ей и не снилась — ну и неотразимого, заботливого, щедрого мужа, конечно — на деревню, грязь, навоз и конфету по праздникам? — приподнял брови Ахмет.

— А… если это любовь? — засомневался и Иванушка.

— На месте разберемся, — сурово насупилась его супруга. — Ну что, летим?

— Я никуда не полечу! — очнулась от ступора Эссельте. — Чтобы я! Оказалась! В одной деревне! Под одной крышей! С этой змеей!..

— Тогда ты остаешься здесь. А мы привезем тебе…

— Видеть его не желаю!!!

— …поесть, — не моргнув глазом, договорила Сенька. — Вань, останешься с Селей? Враль из тебя все равно никудышный. Вон там домик конторы шахты виднеется. Хоть и заброшенный, но крыша на месте. Ждите нас там. Масдай, вперед! Детали обговорим по дороге. Киря, рассказывай пока про ваши свадебные обычаи — может, чего сгодится!..

Двери трактира при постоялом дворе распахнулись, и новых гостей накрыла волна звуков и запахов деревенского пира. Столы, сдвинутые замысловатой буквой неизвестного науке алфавита, ломились от жареного мяса, рыбы, тушеных овощей, хлеба и алкоголя, расставленных среди перевязанных лентами из мешковины пучков крапивы, пырея и осота — символов мужской свободы и независимости от семейной жизни. Перед женихом и по краям каждого стола стояли ушаты, полные манной каши — никто не помнил, зачем, но традиция требовала. За столами в расслабленных позах успевших неплохо выпить расположились мужчины всех возрастов и степеней трезвости. Стучали кружки, выплескивался сидр, выходила из берегов пивная пена, раскатывалось по углам молодецкое ржание, энергичностью своей указывавшее на то, что шутки отпускались в адрес жениха…

Мальчишник был в самом разгаре, приближался момент похода в деревенский зал собраний, где в это время веселились женщины, и поэтому вновь прибывших заметили не сразу, а только когда на плечо виновника торжества опустилась ладонь размером со среднюю тарелку.

— Ну… это… Поздравить тебя надо, да? — изо всех сил изображая веселье [3] Эффект получился пугающий. Несколько человек даже протрезвели и тут же попытались компенсировать потерю ударной дозой алкоголя. , пробасил конунг под ухо жениху.

— Что?.. — вздрогнул Друстан и медленно оглянулся, силясь сфокусировать полупьяный взгляд на лице двухметровой горы металла и мышц. Наконец, ему это удалось, и остатки хмеля вылетели из головы — не исключено, что через вытаращенные глаза. — Олаф?!