Елена Троицкая - Повраги, или Дружба в силу обстоятельств (СИ)

Адонис задумался. Он думал долго. Нинель уже забыла вопрос и успела сменить нагревшуюся в тазике воду, когда золотоволосый потомок титанов ответил.

— У меня был брат. На год младше. Но он умер еще до нападения демонов. Я пытался вспомнить как. Просто однажды родители позвали меня проститься с ним. — Адонис побледнел. — Он сгорел в горячке.

Разговор затух, словно свечка от порыва ветра. Не хотелось сравнивать, но человек, вернее демон, из-за которого они находились в этой комнате, как раз горел, он метался все сильнее. Вода в тазе вновь стала теплой. Нинель принесла новую. А температура совершила скачок. Метания сделались резкими и двигали матрас. Кай выкрикивал навеянные бредом имена, фразы и мольбы. Мелькало обращение к отцу и к подданным, полубредовые поручения, страшные проклятия и мольбы отпустить (куда?). Все это время его держали четыре руки, не давая упасть с кровати и удерживая смоченные тряпки, пока рука, венчанная когтями, не дернулась вверх, Адонис едва успел оттянуть назад принцессу, ее могло ранить.

— Брат! Нет, не трогай ее! — неожиданно выкрикнул Кай особо громко и сел, распахивая безумные глаза, порываясь вскочить и бежать к окну.

— Куда! — перехватил его поперек туловища Герой и, едва устояв на ногах от силы напора, потянул назад. — Еще не срослось, кретин!

Нинель, напротив, встала у Кая на пути, и уперлась руками ему в грудь, вновь забывая какие опасные у демона когти. Зато не забыл рыцарь, поймав руки больного и пытаясь свести их за спиной, воспаленной и синеющей после вправления позвонков. Взгляд беса сфокусировался на рыжей девушке, и он вновь вспомнил сестру:

— Сестрёнка...?

Нинель не нашла ничего умнее, чем взять горячее лицо в ладони и, едва ли не обжигаясь, попытаться успокоить.

— Я Нинель. Кай, у тебя бред и очень высокая температура. Тебе нужно лечь. Мы не можем сбить ее. Герман скоро приедет. Ляг, пожалуйста.

— Я... я... я... горю... — прошептал он, отчетливо и страшно. — Не могу... Легионы если... срасти... умру...

Пытаясь сохранить связность речи, Кай путался и будто говорил слова невпопад:

— Отпустите... отпустите... нужно уйти...

Нинель не знала, чем еще она может помочь. Человеческие лекарства и методы не помогли, и Кай сгорал, почти буквально, от прикосновения к нему кожа краснела, появлялись волдыри ожогов. Ноги его не удержали, черта скрутило. Горло напряглось, и Кай навалился на держащие его руки. Температура достигла максимума, по всем показателям кровь внутри тела готова была закипеть. Но страшней всего оказались тихие слова, раздавшиеся в маленькой комнате: «Убей меня!», — прошептал демон в бреду, казалось, адресуя послание Адонису. Нинель ужаснулась, думая, что ее суженный воспримет этот бред всерьез.

— Да черт подери! — взревел Адонис, перехватывая удобнее тело и вынося раскалённого как уголь больного из комнаты и внося его в душ.

Нинель бросилась следом, на ходу выкрикивая: «Не убивай его!», — и застала момент, когда рыцарь прижимает когти тупой стороной друг к дружке.

— Да не собираюсь я его убивать! Нинель, скотч неси! Живо! – Искомый предмет нашелся в гостиной. — Быстрее!

Торопил ее рыцарь, придерживая когти, пока она обматывала их скотчем. Затем, Адонис как мог крепко обнял со спины демона, обмотал вокруг себя его хвост и сел вместе с ним на пол, говоря:

— Включай холодную и быстро отойди!

Контраст температур причинил невыносимую боль пылающему телу, и Кай заметался, стуча ногами, пытаясь царапать ногтями и крича на одной ноте, конвульсивно дергая хвостом. Он бил головой назад, умудрился разбить Герою нос, едва не распорол его щеку рогом, задел его ногу когтями, саданул локтем по ребрам, сжал хвост, чуть не сломав рыцарю кости и продолжал выть, пугая застывшую в дверях Нинель. Скотч лопнул и когти правой руки веером взметнулись, разрезая воздух, затем по единственной доступной цели. Длинный узкий коготь вошел в ногу рыцаря, пронзив ее насквозь. Левая тоже уже почти избавилась от клейкой ленты и готовилась повторить подвиг правой.

Адонис взвыл в унисон с завываниями Кая, который начал пинаться и пытаться вновь подняться. Нинель схватила скотч и попыталась перехватить беса за руку, вновь замотав его острые когти.

— Нет, не подходи! — испугался пришедший в себя Адонис. Было поздно, правый рукав разрезало когтями левой руки, и девушка схватилась за тонкий порез, не зная, насколько тот глубок. Повезло – царапина.

— Нинель, как он избавился от ногтей на ногах!? Помнишь, когда вы стирали в душе! — хрипя от боли, спросил рыцарь.

— Откусил, — морщась, вспомнила девушка, отходя подальше, но продолжая смотреть на раненную ногу жениха и на метающегося в бреду беса.

— Принеси мой меч.

— Господи, зачем? — испугалась принцесса.

— Когти, — коротко ответил ей раненый рыцарь, не дающей одной руке демона вспороть самому себе живот, а второй вынуть коготь из своей ноги. — Живее! Я его еле держу.

Один из когтей пропорол грудную клетку демона, вызывая новый крик и окончательно убеждая девушку в правоте решения жениха. Хвост демона сжался сильнее, едва не задушив Адониса, начавшего понимать припадочных дам в корсетах. Принесенный меч лег плашмя на перепачканные кровью когти. Рыцарь замахнулся кулаком.

— Прости, надеюсь, ты сможешь отрастить новые, выбора нет, — оправдался рыцарь и ударил со всей силы, могшей отправить в нокаут слона.

Казалось, меч должен был сломаться, но осколки брызнули когтей, а не меча. Они разлетелись во все стороны черные и острые, напоминая обломки эбонита. Кай согнулся, резко разогнулся и закричал. А под мечом оказалась уже вторая рука.

Нинель не могла на это смотреть, слишком это походило на пытки. Она отвернулась и зажала ладонями уши. Но даже через них проникал душераздирающий вопль. Через остатки когтей вытекала кровь. Кровопускание помогло снизить давление и привело в чувства Кая, но ненадолго.

— Кретин, я же говорил, это не просто когти! Больно! — осмысленно и громко выкрикнул больной и вновь утонул в бреду. Снова пытаясь царапаться, благо обломками нанося не такие фатальные раны, как мог бы когтями. На рыцаре они кровоточили, на демоне медленно и неохотно заживали. На державших беса руках не осталось ровного участка кожи, не вспоротого и не поцарапанного.

Адонис терпел, вначале молча прижимал к себе извивающегося в муках юношу, затем начал уговаривать:

— Потерпи. Скоро станет легче. Потерпи. Все будет хорошо.

Крик становился тише, будто вняв словам, обратился шумным дыханием и бормотанием, затем оборвался внятными оскорблениями.

— Лицемер!

— Да я тебя тут спасаю! А ты меня... непонятными словами обзываешь!

— Спасает он. Пытает – вот подходящее слово. А по поводу лицемерия поясню, ты двуличен. Не понимаю, какое право имеет быть такой человек героем? Герой – не твое настоящее лицо? Ха! Понятно. Сам то не чувствуешь злой иронии — спасаешь того, кого собираешься убить, обещаешь ему happy end[5]. Определись уже со стороной, с отношениями, с положениями, наведи порядок в голове. А там может и happy end.