Александр Журавлев - Продавец снов

– Живу я, как вы видите, в коммуналке. Сейчас, правда, одна, соседей нет. Они находятся в какой-то длительной служебной командировке. Так что будьте смелее, проходите на кухню и ставьте на плиту чайник, а я займусь цветами.

Минут через десять тюльпаны, поставленные в вазу, заняли место на столе. Вскоре, пуская пар, зашлёпал крышкой и чайник.

В небольшой кастрюльке Елена приготовила не очень крепкую заварку, добавила в неё ложечку малинового варенья, щепотку засушенных листочков мелисы и смородины, дала этому эликсиру время настояться и разлила душистый сбор по чашкам.

– Так кто же вы будете, загадочный Семён? И что это вы говорили про своё желание написать мой портрет?

– Я художник и, не буду скромничать, покорён вашей красотой, и чтобы оставить этот дар божий в веках, хочу перенести его на холст.

– Как это странно, я слушаю вас и не чувствую в сказанном никакой лести… Вы первый, кто говорит мне об этом открыто – в глаза, и это мне нравится.

Погодин, чуть помедлив, вдруг попросил:

– Я знаю, что вы поэт, не откажите, почитайте мне свои стихи.

– Откуда вам это известно? – не скрывая любопытства, спросила Елена.

– Слухи, знаете ли… – ляпнул живописец и тут же пожалел, что сморозил глупость.

Елена прищурила глаза и с чуть уловимой иронией сказала:

– Поэт, говорите… А если бы я, вместо предложенного вам чая, зудела о несчастной судьбе? Кусала себе губы и, рыдая у вас на плече, исповедовалась в неразделённой любви, то вы, несомненно, назвали бы меня не иначе, как поэтессой, не так ли?

– Тогда скажите на милость, как вас надо называть, сударыня?

– Никаких поэтов и поэтесс, просто по-человечески Елена. Да, и ещё: прошу непременно произносить моё имя нараспев и с придыханием. Шучу! – улыбнулась она и добавила: – Сейчас же вместо чтения стихов я бы лучше чего-нибудь съела, хотя бы того самого зелёного лука.

От такого красноречия у Погодина закружилась голова. Сбитый с толку он уже не понимал о чём идёт речь. Когда же разговор коснулся зелёного лука, Семён уловил в этом что-то уж больно знакомое и, пробуя ухватить потерянную нить в клубке из сказанных ею слов, замахал рукой, незамедлительно требуя слова.

– Не понял, объясните мне, при чём здесь какой-то зелёный лук? – взмолился Погодин.

– Какой, какой… с той самой овощебазы, с которой я его таскаю, – ответила она.

И тут они оба переглянулись и, не говоря ни слова, взорвались искренним заразительным смехом.

Отсмеявшись, Елена стала серьёзной:

– Может, вы ещё о чём-то знаете, но молчите? Не люблю, когда между людьми, у которых возникла взаимная симпатия, остаются недомолвки.

– А если я скажу, что вам угрожает опасность?

– Значит, вы не только садовник и художник, но ещё и предсказатель. И что же это за опасность и откуда её ждать? – спросила Елена.

– Вы разобьётесь, прыгнете из окна и разобьётесь, – ответил Семён.

– Вы точно знаете, что всё закончится трагически или это только ваши догадки? – спокойно поинтересовалась девушка.

Погодин в замешательстве не знал, что ответить. Он вспомнил встречу с Сен-Жерменом. Тогда, в тайной комнате, зеркало, открывая ему будущее, показало Елену стоящей в проёме открытого окна, но не её последнего шага в бездну.

– Подождите меня здесь. Я хочу кое-что прояснить. Возможно, это развеет вашу бурную фантазию, – сказала она и вышла из комнаты.

Елены не было больше часа. Семён не находил себе места. Не в силах больше ждать, Погодин беспардонно заглянул в ванную и туалет, осмотрел комнату и выглянул на лестничную площадку. Её нигде не было. Он уже готов был рвать на себе волосы, как вдруг ему показалось, что он слышит её голос, звучащий откуда-то с улицы. Семён прислушался: сомнений больше не было, это была Елена, и звала она его.

Он вышел на балкон и обомлел. Страх пригвоздил его к месту. Погодин до белизны в пальцах вцепился в перила ограждения: в небе, над домом, на небольшом облаке сидела Елена. Беспечно покачивая ногами, она подставила для загара лицо под лучи солнца.

«Полная идиллия, как на речке, – подумалось Семёну, – а здесь от таких выкрутасов сердце чуть не остановилось».

Наконец, заметив прилипшего к балкону Погодина, Елена помахала ему рукой.

– А я здесь жду вас уже битый час, а вас всё нет и нет, – прокричала она и, рассмеявшись над его нелепым видом, стала быстро удаляться от земли, поднимаясь высоко в небо. Вскоре, превратившись в маленькую точку, она исчезла за облаками.

Семён взял себя в руки.

«Если она может летать, – думал он, – то тогда о какой же беде, стучавшейся в её окно, говорил ему Сен-Жермен?»

За размышлениями он не заметил, как Елена опустилась на облаке к самой крыше дома, зависнув почти у него над головой.

– Оторвитесь от балкона, а то вы пустите в него корни и превратитесь в дерево. Летите сюда! – крикнула она. – Здесь прекрасно.

– Увы, но я не умею летать, – с волнением в голосе ответил Погодин.

– Что вы, что вы! – изумилась Елена. – Это так просто, стоит только очень этого пожелать. Вы попробуйте!

Семён замахал руками и стал подпрыгивать на месте.

– Что это вы делаете? – рассмеялась она.

– Пробую взлететь, – сконфужено ответил Погодин.

– Так у вас действительно ничего не получится. Вы больше похожи на сумасшедшую мельницу, чем на птицу.

– Критиковать все могут, только дай повод. Лучше научите, как надо, – оправдался Семён и, обидевшись на замечание как мальчишка, сник.

– Вы боитесь упасть, а надо об этом не думать. Небо не чёрный омут. Надо смелее, – подбадривала его Елена. – Распахните ему сердце, наполните светом душу и тогда оно впустит вас в свои объятья. Летите! Главное – поверить в себя. Вы всё сможете. Слышите меня? Летите!

Художник оттолкнулся от балкона и, к своему изумлению, взлетел.

– Теперь постарайтесь долететь до меня, – позвала его Елена. – Поспешите, а то поднимается ветер, и облако уже относит от дома.

Погодин раскинул руки и, отвечая небу объятьями, полетел быстрее. Нагнав облако почти у другого дома, он опустился на него рядом с Еленой.

– Вот видите, всё получилось, и очень даже неплохо получилось, – радовалась она.

– Я и сам этого не ожидал. Всё прекрасно! – едва сдерживая переполнявшие его эмоции, прокричал художник.

Ветер закрутил облако и поднял его высоко в небо. Семён посмотрел вниз. Под ними проплывали почти игрушечные, со спичечные коробки, дома, утопающие в листве парки и скверы, убегающие к Садовому кольцу ленты дорог. Ветер без устали гнал облако на юго-запад столицы.

Вскоре справа показались пылающие на солнце купола Смоленского собора и церквей Новодевичьего монастыря, а слева – большая спортивная арена Лужников. Она, как могучий величественный Колизей, окружала монументальным колодцем зелёное поле спортивных сражений. Излучина Москвы-реки серым ужом скользнула под мост, и перед ними выросло стоящее на возвышенности Воробьёвых гор высотное здание университета.