Аркадий Аверченко - Избранные произведения в одном томе [Компиляция]

Однажды приходит он ко мне, оживленный, сверкающий, как никогда. Глаза сверкают, бриллиант в галстуке сверкает, изумительные пуговицы на жилете сверкают.

— Приложился к ручке моей жены (жена у меня была красавица, умница — царство ей небесное), обнял меня и завертелся по комнате, сам себе аплодируя.

— Браво, кричит, Володя! Браво, Ярнушкевич! Хорошую ты штуку выдумал.

Я засмеялся.

— Успокойся, Володя. Наверное, новая победа?

Остановился, положил мне руку на плечо. Усмехается, как солнышко.

— Да, — говорит, — новая победа. Ты, знаешь, Васенька, не в моих правилах хвастаться своими победами, но я тебе должен кое-что рассказать, потому что ты, со своей стороны, должен помочь мне устроить препотешную штуку…

Я очень любил разные штуки. Оживился…

— Пойдем, Володя, в кабинет. Там расскажешь.

— Разговор короткий, — сказал Володя, когда мы перешли в кабинет. — Я вскружил голову одной твоей знакомой, и мне нужна твоя помощь.

— Какая знакомая?

— Жена твоего приятеля Кашкадамова, Марфинька.

Я ахнул.

— Да не может быть?! Марфинька? Ха-ха!.. А что же думает на этот счет дружище Кашкадамов?

— Он ничего не знает. Только как будто подозревает… И сидит весь день, как сыч, дома.

— Что ж тебе нужно от меня?

— Вытащи его часика на два куда-нибудь по важнейшему делу, а я в это время…

Мы схватили друг друга и стали хохотать. Веселые были…

— Вот осел Кашкадамов! — сказал я. — Правду говорит поговорка: «Муж узнает последний». А недурно было бы устроить с ним такую штучку. Ха-ха! Не будь дураком.

— Не правда ли? — подхватил Володя.

Я обожал всякие мистификации, и потому план у меня составился сразу.

— Это нужно сейчас сделать?

— Сейчас.

— Пойдем.

Вышли мы на улицу, смеемся. Я смеюсь. Володя смеется… Даже оглядываются все на нас.

Володя остановился у фотографической витрины, вынул портсигар, закурил.

Закурил из его портсигара и я. Нужно вам сказать, что портсигар у него был замечательный: чугунный, нарочито грубой работы, а в углу вставлены три жемчужины, рублей по сто каждая. Володя во всем оригинальничал, даже в этом.

Закурили мы, пожали друг другу руки и расстались. Он занял выжидательную позицию на скамейке в сквере, а я полетел к Кашкадамову.

Марфинька встретила меня как ни в чем не бывало… (Вы представить себе не можете, как эти женщины притворяются.) А Кашкадамов обрадовался.

— Наконец-то, — говорит, — выкарабкался ты из своей берлоги. Как живешь?

— Ничего, — говорю, — только я очень расстроен. У меня к тебе есть важное дело… Ты не можешь ли сейчас поехать со мной часика на два в одно укромное место?

— Если тебе очень нужно — пожалуй.

— Очень, — кричу я. — Очень!!

Одел я его, раба Божьего, повез в какую-то захудалую гостиницу на краю города (чтобы время-то, время протянуть).

— Да что такое? — спрашивает он по дороге.

— А то такое, — печально говорю я, смахивая слезу (игра была изумительная!), — что, может быть, завтра меня уже не будет в живых…

— Глупости! Что такое?

— Глупости? Ты так думаешь? Знай же, что завтра я должен драться на дуэли.

— С кем?!!

Я вынул из кармана карточку какого-то комиссионера по продаже велосипедов и показываю:

— Вот с этим. Ксаверий Белинский. Богатый польский помещик. Я ему вчера дал в городском саду пощечину.

— С ума ты сошел? За что?

— Он оскорбил какую-то приличную даму, а я вступился. Слово за слово…

Мой Кашкадамов забеспокоился.

— Черт возьми! Действительно, может быть, дело серьезное. А сейчас куда мы едем?

— В гостиницу «Калькутта». Туда должны приехать секунданты… Может быть, ты уговоришь их, урезонишь?..

Этот осел обнял меня, поцеловал; на глазах слезы.

— Будь покоен. Выручу.

Приехали мы в «Калькутту», потребовали бутылку вина и… просидели битых два часа.

— Где же твоисекунданты?

— Недоумеваю, — говорю я, еле удерживаясь от смеха. — Не струсил ли пан Ксаверий?..

— А где он живет?

— Где? Он дал свой адрес: гостиница «Три звезды», № 39.

— Ага! Так вот что: едем к нему, ты подождешь меня на извозчике, а я выясню все, что нужно, с Ксаверием. Может, дело и улажу.

Ярассыпался в благодарностях, поцеловал его, поехали мы в «Три звезды». Спрашиваем у швейцара:

— Стоит в 39-м номере помещик Ксаверий Белинский?

— Никакого Ксаверия нет, да и номеров у нас всего тридцать два.

— Ну? — спрашивает меня Кашкадамов. — Как ты это все объясняешь?

— Как? Одно думаю: струсил мой пан, несмотря на то что я наделил его пощечиной, и дал фальшивый адрес. Во всяком случае, Кашкадамов, я очень тебе благодарен. Спасибо! Прощай. Мне пора домой.

Никогда, дети мои, человек, не бывает так доволен, как тогда, когда он подстроит гадость своему ближнему. Лечу я домой — ног под собой не слышу. Пообедал с таким удовольствием, как никогда, отправился после обеда в спальню вздремнуть, разделся, упал, как подстреленный, на широкую уютную кровать — и что же вы, детишечки мои, думаете? Мистификация-то, оказывается, еще не кончилась! Засовываю я руку с часами под подушку и — наталкиваюсь на что-то твердое. Вынимаю — портсигар! Грубой чугунной работы, с тремя крупными жемчужинами в углу.

До сих пор я недоумеваю: для чего это было сделано и кем это сделано?.. Если это жена хотела сделать мне сюрприз, заказав тайком дубликат (она знала, что мне Володин портсигар очень нравится), то почему она настойчиво отрицала это, когда я бросился ее благодарить? Если это Володя хотел сделать мне подарок за оказанную ему мною услугу с женой Кашкадамова, почему он не дал мне его в руки? Да и когда он мог успеть принести его, если жена клялась, что он не возвращался после того, как вышел со мной? Да и зачем ему было возвращаться ко мне, если он стремился к Марфиньке?

Можно было бы предположить, что, сидя у меня в кабинете, Володя забыл свой портсигар на столе, а прислуга, думая, что это мой, сунула его под подушку в нашей спальне… Но это невозможно: ведь портсигар был у Володи, когда мы с ним вышли от меня. Он сам, своими руками угощал меня папиросами…

Старик недоумевающе посмотрел на нас и умолк.

— Так вы и не знаете, в чем дело? — сочувственно спросили мы. — До сих пор?

— Так и не знаю. Но не правда ли — пресмешная история?

— Уморительная!!

Мы расхохотались, вскочили, бросились к польщенному старику и стали его целовать…

Господину Дукмасову

Гражданин Дукмасов! Завтра в восемь часов вечера положите под левое дерево у входа в городской сад 3000 руб. Если это не будет в точности выполнено вами — то в течение следующего дня вы будете убиты. Не пытайтесь доносить — вас это не спасет. Не пытайтесь скрыться — мы всюду отыщем вас.