Нурдин Музаев - В долине Аргуна

— Спорят, кому сегодня читать лекцию. У нас очень хорошая система: все читают по очереди, раскрывая друг перед другом реакционную сущность религии.

— Так уж небось до дна все раскрыли.

— Вообще-то, конечно, — уже по третьему разу читают, — почесал в затылке Салман, — но все-таки надо еще кое-что дораскрыть.

Ханбеков видел, что Сапарбиев негодует. Это его огорчило. Знать, не удастся найти общий язык с новым заместителем.

Через полчаса, послушав немного, как комсомольцы дораскрывают реакционную сущность религии, Сату и Али покинули клуб. Но прежде Ханбеков, разумеется, дал несколько ценных указаний завклубом и комсоргу. Одно из них состояло в пожелании, чтобы над сценой повесили большой лозунг — «Пьянству — бой!» Другое — в напоминании о необходимости перед уходом гасить свет. Остальные были столь же существенны, и Тумиша приняла их к руководству с благодарностью, а Салман, выслушав их, задумался…

На улице Ханбеков и Сапарбиев вновь увидели Абдулрешида. Он стоял на прежнем месте в прежней позе. Душу старика при виде клуба давно уже раздирало противоречие: с одной стороны, у него, как у религиозного человека, от возмущения мероприятиями, подобиями лекции о поведении Аиши, разыгрывался приступ радикулита; с другой — он утопал в блаженстве от сознания, что такие мероприятия отваживают от клуба почти всех верующих — и будильников, и гудильников, и топтунов, и ортодоксов. Вот и стоял он, не зная, что предпринять, куда пойти…

Товарищ Ханбеков, несколько расстроенный своим замом, уже не испытывал потребности в общении с представителями широких масс и потому не остановился около старика, а проследовал прямо к машине.

Взявшись за ручку дверцы, Ханбеков притворно воскликнул:

— Чуть не забыл! Мне ведь надо тут навестить одного больного друга.

— Что ж, езжайте, — равнодушно ответил Сапарбиев, погруженный в свои мысли. — Я доберусь автобусом.

Они расстались.

А Абдулрешид все стоял, все смотрел на клуб, и на память ему, как откровение, пришли вдруг слова святого шейха: «Пусть в этом клубе занимаются атеистическим воспитанием атеистов, а мы в нашей богоугодной работе будем руководствоваться мудрым указанием Фридриха Энгельса: шумливые провозглашения войны религии есть лучший способ оживить интерес к религии».

— О всемогущий аллах, — прошептал внезапно обретший духовную гармонию старик, — не оставь своей милостью ни святого Жуму на этом свете, ни умудрившего его Фридриха Энгельса — на том.

Бросив прощальный взгляд на клуб, Абдулрешид повернулся и побрел домой.

В жизни очаровательной Тумиши продолжалась эскалация чудес. После весьма краткого пребывания на должности заведующей клубом совхоза в ауле Тийна-эвл она была назначена директором районного Дворца культуры. Естественно, Тумиша переехала в Малхан-ирзе, где ей немедленно предоставили двухкомнатную квартиру в новом доме улучшенной планировки. Неведомые для посторонних силы в кратчайший срок обставили квартиру Тумиши со всем мыслимым в наши дни комфортом. И вот уже несколько дней как молодая женщина вместе со своей верной наперсницей Халипат, которой тоже нашлась непыльная должность старшего научного консультанта при районном пивном центре, блаженствовали в новой квартире.

Все было распрекрасно, и лишь одно тревожило Тумишу — ее отношения с Жумой. Они и без того беспокоили ее своей необычностью, сложностью, неопределенностью, а тут еще Жума и вовсе исчез. Тумиша и прежде не могла с полной уверенностью назвать себя супругой святого шейха — какая же в самом деле супруга, если живут они порознь. Тумиша была здоровой, всесторонне нормальной, воспитанной на реалистических традициях женщиной, и новейшие левацко-модернистские веяния в семейной жизни она не принимала.

Когда-то Тумиша ходила в девушках, и тут все было ясно. Потом вышла замуж, и это тоже понятно. Затем овдовела, опять дело известное. Но кто она теперь? Вроде бы, есть какой-то подпольный муж и, вроде бы, его нет. Вроде бы, она замужем и, вроде бы, все еще вдовствует… Иногда Тумише кажется, что она уже имеет некоторые основания считать себя опять девицей. Но Халипат всегда говорит ей в таких случаях: «Нет, моя дорогая, нет. Ты женщина молодая, красивая, и с тебя достаточно. А утверждать, что ты еще и девица, это уж похоже на приписку к выполнению плана».

Халипат во всем любила точность. Знать, не случайно совсем недавно, после известного постановления о борьбе против алкоголизма и пьянства, у нее вдруг открылся удивительный талант: с первого взгляда на посетителя питейного заведения она безошибочно определяла, можно ли ему тут еще побыть, не пора ли идти домой или он уже в той стадии спелости, когда во всем подлунном мире, бесконечно богатом и разнообразном, ему требуется лишь одно-единственное: вытрезвитель.

За этот редкий и столь нужный людям талант Халипат и взяли на специально учрежденную должность старшего научного консультанта при районном пивном центре. Обязанность консультанта состояла в том, чтобы раза три в день объезжать в автофургоне главные опорные базы алкашей и выявлять уже достигших вытрезвительной спелости.

Работа была хороша тем, что при всей ее ответственности не требовала много времени, ибо, во-первых, упомянутых опорных баз в Малхан-ирзе всего пять: пивной ларек «Одуванчик», закусочная имени Циолковского, бар «Первая ласточка», столовая-ресторан «Гвадалквивир» и привокзальный буфет. Во-вторых, авторитет Халипат был непререкаем, что позволяло ей одним указательным жестом и одним восклицанием «Готов!» без дальнейших проволочек и осложнений сразу решать проблему. Если кто-нибудь из командировочных или других случайных в Малхан-ирзе людей пытался протестовать и оспаривать заключение старшего научного консультанта, то его принимались усовещевать сами же собутыльники из числа аборигенов. Они обычно говорили: «Как не стыдно спорить! Это же Халипат, наша милостивица и благодетельница. Такая женщина на всю Чечню одна. Ее, может быть скоро изберут членом-корреспондентом Академии наук. Недостойно джигита спорить с такой женщиной. Иди, милок, иди, не сомневайся. Там тебе будет хорошо…»

И командировочный, выяснив предварительно, не станут ли его за это меньше уважать остающиеся, послушно спешил в автофургон.

Сегодня Халипат уже закончила все свои целительные обходы. Сегодня у них с Тумишей важный день — должен прийти человек от Жумы. Обе женщины совсем истомились от ожидания.

Шел уже одиннадцатый час, когда в прихожей наконец-то раздался звонок. Халипат скрылась на кухню, а Тумиша сама кинулась открывать дверь.

На пороге стоял страхолюдный мюрид Бирка. Это было неожиданно. Неужели такой ничтожный и нелепый человек может быть вестником самого Жумы, столь загадочного и могучего?