Елена Цугулиева - Эстеты из Кукановки

Но человек звонит снова:

— Хулиганка! Я буду жаловаться!

— Жалуйся! — ехидно говорю я, хватаю сумку и богу к дверям.

А вечером снова звонят Анатолию Миронычу. Настроение у меня кроткое, и я, умиляясь собственному терпению, растолковываю, что Анатолия Мироныча здесь нет и что здесь живу я.

— Позвольте, как это нет? Анатолий Мироныч — наш лектор.

— А почему ваш лектор должен находиться в моей комнате? — удивляюсь я.

— Вот люди! — вздыхает трубка. — Ну, что, вам трудно его позвать? А в следующий раз он вас позовет.

— Куда он меня позовет? — чуть не плачу я. — Это же моя квартира…

— А я вас и не выселяю. Живите себе. Вы мне только позовите Анатолия Мироныча. Крикните погромче, он и придет.

— Дрык!

Звонят каждый день, и все разные. Дети тоже звонили. Просили Котика и Ирочку. Но они почему то понимали мои объяснения. А взрослые — не всегда. И потому хотелось им мстить.

И я начала мстить. С вариациями. Вот позвонил хриплый дядя:

— Валька, ты?

«Ах, Валька! Вот невежа! Хорошо же…»

— Это говорит Валина свекровь. А сама Валя уехала. В Магадан. А я почем знаю, в какой. Уехала — и все тут. И вещи увезла, лихоманка ее задави. Пылесос «Ракету», холодиль…

— Валька, не разыгрывай! — не верит хрипун. — Вот чертова баба!

— Сам ты баба. Дрык!

А совсем недавно вечером позвонил новый голос. Приятный, ласковый, бархатный баритон:

— Позовите, пожалуйста, Галю.

— Галю? — бормочу я.

— Да. Пожалуйста.

— Не позову я Галю, — брякнула я неожиданно для себя.

— По-по-почему? — изумляется баритон, — ее что, нету дома.

— Есть она дома, а вот не позову — и все.

— Но… гм… Интересно. Вы слишком много себе позволяете.

— Нет, это вы позволяете! — рычу я. — Три года помалкивал, а теперь подавай ему Галю. Ишь какой гусь выискался. Что вам тут, сберкасса?

— Ка-какая сберкасса? — растерянно лепечет баритон, переходя на дискант. — Позовите Галю, я ей все объясню.

— Бабушке своей…

— Что бабушке?

— Бабушке объясняй. Нечего тут. Позови ему Галю, а он начнет врать бедной девушке, что был в отъезде. Из отъезда написать можно. А то на три года притаился, не нужна была Галя, а теперь — вынь ему да положь. Оревуар! Селям алейкум! Все!

— Дрык!

Я вконец распоясалась. Позавчера позвонил молодой басок.

— Костя дома?

— Дома. Позвать?

— Да. И побыстрее.

— Костя-а! — воплю я. — Тебя к телефону! Молодой человек, он спрашивает, кто его зовет.

— Скажите, Новицкий.

— Костя, Новицкий! Что? Молодой человек, он не хочет.

— Как это не хочет? Странно. Скажите, насчет вечеринки. Мы же договаривались.

— Молодой человек, Костя передумал. Говорит: «Да пошел он…» — и, наслаждаясь своей безнаказанностью, быстренько вешаю трубку.

А вчера позвонили в шесть часов утра:

— Что вы до сих пор товар не везете? А? Дрыхнете там, что ли?

— Какого дьявола будите людей ни свет ни заря? — в свою очередь, ору я. — Спать не дают!

— А! Марья Борисовна! Душечка! Чмок (это меня поцеловали по телефону). Лапонька! Скоро магазин открывать, а товара нет. Шевелись побыстрее.

— Катитесь вы!

— Дрык!

— Тр-р-р! Что за безобразие! (Это уже вмешалось начальство). Где ваш экспедитор? Почему не везете товар? Рраспущенность!

— Не повезу я вам товар! — злорадно говорю я. — Вы у меня еще насидитесь без товара. Вот возьму и отвезу его в какое-нибудь другое место. И отвяжитесь от меня. А то как бы хуже не было…

Закругляюсь. Сейчас позвонила междугородная и сказала, что меня вызывает Алма-Ата. Интересно, кого это? Галю? Анатолия Мироныча? Или Вальку — чертову бабу?

Вот так и живем. Я да мой дорогой, любимый, неоценимый телефон «БВУ». Смотрю на него и вижу: на трубке пролегла черная трещина. С чего бы это он треснул? А?

А недавно я позвонила своему старому знакомому, Филиппу Филипповичу. И мне чей-то кроткий голос ответил, что у нас такого нет. Вежливо так ответил.

Мне стало стыдно. Ну, откуда, скажем, тот человек может узнать новый номер Анатолия Мироныча? Сведущие люди говорят, что когда-то давно для этого существовали телефонные книги.

Телефонные книги?

А что это такое?

Ответить легко. Это справочники.

А почем они нынче?

Вот то-то и оно!

Город был как город. С одной только странностью. Газету здесь выпускала не редакция, как везде, а парикмахерская. Днем газетчики стригли и брили посетителей, попутно собирали информацию, а вечером выпускали газету. Газета называлась «Диск».

Редактором, как и следовало, был заведующий парикмахерской Леонтий Фомич Кучемясов, ответственным секретарем — зав. складом Аксиньин, заместителем редактора — бригадир мужского зала Петр Сысоич. Основным поставщиком оперативной информации был бригадир дамского зала красильщик Джон Петрович. И так далее.

Несмотря на эту странность, газета была как газета. С горестями и радостями, свойственными обычному печатному органу.

Однажды точильщик бритв и ножниц, он же зав. отделом писем дядя Митя, на очередной летучке заявил:

— Очень много в почте нареканий на наши культурные учреждения. Читатели жалуются, что репертуар театра «Пеликан» ни к лешему не годится.

— Ерунду ставят! — поддержала маникюрша-литсотрудник Тамара Чук. — Какие-то выверты. Сплошные «анти». Антиподы, антигоны. Вот недавно я пьесу смотрела — «Антиной» — ничего не поняла.

Редактор сказал:

— Может быть, дать фельетон о репертуаре?

— Давно пора! — закричали все. И тут же поручили фельетонисту (он же детский парикмахер) Ежикову написать острый, обоснованный фельетон.

Ежиков отправился в театр и без околичностей заявил директору и главрежу, что он будет писать фельетон о репертуаре. Ему дали постоянный пропуск в директорскую ложу, где он в течение трех вечеров прекрасно выспался.

На очередной редколлегии обсуждали его фельетон «Репертуар не резервуар». Фельетон понравился.

— Остро и профессионально, — заявила Тамара Чук.

— И в то же время корректно и объективно, — поддержал Аксиньин. — Это я называю — дать по морде в белых перчатках.

Зам. редактора Петр Сысоич подумал и сказал:

— Хорошее перо у Ежикова. Растущий парикма… фельетонист. Однако, я считаю, не ко времени. Пусть этот фельетон пока полежит. Вылежится. Пройдет проверку временем. К тому же в данный момент, я считаю, гораздо важнее для нас фельетон на телевидении. По всем программам мы видим только лекторов, которые поучают нас, как надо жить. Надоело.

— Вот именно! — подхватила уборщица-машинистка Маргарита. — К тому же лекторы почти все некрасивые. Вот если бы эти лекции читал Тихонов или Жан Марэ… И вот еще у них дикая привычка: если дают кино, так обязательно по двум программам в одно время. И то хочется посмотреть и другое. Я поддерживаю Петра Сысоича. Надо этих телевиков привести в чувство.