Валерий Смирнов - Смирнов В. - ...Таки да!

Потому что красивый парень был, в отличие от прочих, сумасшедшим. И он не просил у пассажиров милостыни, а властным голосом требовал с них дань.

Его изысканность была столь же отличительной чертой, как характерные заскоки коллег по болезни. В городе парня именовали Профессором. Ходили слухи, что он, сын известного ученого, в свое время подавал большие надежды. Однако до такой степени вгрызся в гранит науки, что зубы в нем безнадежно завязли, а нервы не выдержали. Словом, перезанимался.

Обычным маршрутом Профессора была улица Короленко. Он садился в вагон, не обращая никакого внимания на кондуктора, и, пока трамвайные рельсы перерастали в улицу Советской Армии, собирал деньги, не пропуская ни единого пассажира. Исключение Профессор делал только для детей и стариков.

Профессор обычно с деловым видом извлекал из модных наглаженных брюк блокнот красного цвета и обращался ко всему вагону:

- Приготовьтесь делать взносы на сберегательную книжку.

Когда на блокноте вырастала внушительная горка мелочи, Профессор молча покидал вагон на конечной остатке своего маршрута. Он выходил напротив церкви, на Советской Армии, и щедрой рукой раздавал деньги со своей «сберкнижки» нищим, облепившим ступеньки величественного здания, с которого тогда еще не умудрились снять кресты.

Через несколько лет Профессор исчез. И наверняка горше всех ощутила эту потерю его многочисленная клиентура, искренне молившая Бога за спасение души Профессора. Страшно подумать, что одним из самых душевных, отзывчивых людей в то время для них был он, которого другие считали душевнобольным.

Если Профессор удивлял город своим непривычным для ненормальных внешним видом, то Баба Водолаз добилась аналогичного эффекта точно таким же способом. Зимой и летом она ходила в костюмчике, характерном для нашего общества и в тридцатые, и в девяностые годы. На Бабе Водолаз ладно сидела телогрейка, ватные брюки и тяжелые ботинки, рядом с которыми кирзовые сапоги могут казаться модельной обувью. Голова была постоянно повязана огромным платком, тщательно закрывавшим лоб, щеки и подбородок, как у ниндзя, но в отечественном исполнении. Внешнее сходство с настоящим водолазом завершали гигантские черные очки, оставлявшие открытым только кончик носа. Впрочем, иногда Баба Водолаз позволяла себе прогуливаться без очков. Зато она никогда не выходила на улицу в гордом одиночестве, чем испытывала психику прохожих. Они разлетались в разные стороны только при запахе, сопровождавшем эту девушку, не говоря уже о внешнем виде Бабы Водолаз и ее подопечных.

В каждой руке Баба Водолаз сжимала толстый канат, от которого ответвлялись веревки потоньше. К концу любой из них была привязана собака, способом "петлей за горло". Такая манера вождения по городу разнокалиберной стаи была выбрана Бабой не потому, что она не догадывалась о существовании ошейников, а из соображений техники собственной безопасности. Собачья свора шла размеренным шагом, стоило какому-нибудь псу сделать резкое движение, как петля рвала ему горло, и он снова шел чинно-спокойно, в точности как его хозяйка, правда без ватных штанов. Если бы не эти петли, Баба Водолаз сильно рисковала ехать за своей стаей даже не на санях или в карете, а прямо по тротуару на собственном ватнике: брать с собой на прогулку меньше пятнадцати животных она по-видимому считала дурным вкусом.

Насчет выбранной манеры поведения Бабы больше всех радовался дворник с улицы Академика Павлова, где она проживала со своими подопечными. Выходя на улицу, стая тут же делала все от нее возможное, чтобы дворник не зря получал свою зарплату. Что касается соседей, то они относились к Водолазу с еще большей симпатией, чем дворник. Потому что кроме собак Баба содержала еще и мирно уживавшихся с ними кошек. В отличие от собак, кошки выходили на прогулку из дома не столь часто, чем еще больше увеличивали степень симпатии соседей к Бабе Водолаз.

Как говорили во времена седой древности, слабонервных прошу не представлять себе, что творилось в комнате Бабы Водолаз и каким ароматом были пропитаны стены этого несчастного дома и даже квартала. Для людей с крепкими нервами могу дополнительно сообщить, что зверинец Бабы Водолаз вышеперечисленными животными не ограничивался. Кроме полутора десятков разнопородных, но громко лающих шавок и несчитанного количества кошек у Бабы Водолаз проживал еще и попугайчик скромных размеров: чуть поменьше смеси болонки с догом, но явно побольше, чем пикинес, родившийся от колли, В отличие от прочих подопечных Водолаза попугай не только имел имя, но даже умел произносить его, а также ряд других слов. Звали попугая Катя. Летний сезон Катя проводил на относительно свежем одесском воздухе. Он сидел в крохотной клетке; голова Кати торчала между прутьями с одной стороны, а зад высовывался за пределы жилища с противоположной. В таком положении из всех целенаправленных движений попугай мог только отчаянно сучить ногами и произносить собственное имя, вперемешку с другими словами. Клетка с попугаем Катей была прибита к акации посреди двора, и если бы дерево умело говорить, то удовольствия от такого соседства явно бы не высказало. Что тогда рассказывать о людях, которые не вздрагивали лишь в том случае, когда попугай Катя открывал свой клюв, чтобы выкрикнуть исключительно собственное имя?

Пообщавшийся за зиму только с Бабой Водолаз попугай Катя выдавал свой лексикон громким гортанным голосом, несмотря на протесты соседей, тревожившихся за пополнение словарного запаса подрастающим поколением.

Изредка Баба Водолаз, по просьбам жильцов дома, вежливо просила попугая заткнуться, благодаря чему он учился произношению все новых и новых труднопередаваемых на страницах книги слов. Бывало, что Катя переставал ругаться в течение нескольких дней. Это дневное молчание компенсировалось ночными кошмарами. Особо нервные соседи вскакивали с постелей, едва заслышав звериный рев, четко переходящий в вопль: «Ка-тя! Кур-рр-ва!» И так далее.

Перевоспитать попугая не смог даже участковый, попытавшийся воздействовать на него с помощью хозяйки, переводившей Кате его речь на более знакомый язык. В конце концов попугай обложил собеседника ответным спичем, используя выражения, которые милиционер редко слышал даже от своей постоянной клиентуры. Все остальные слова, до тех пор не входившие в лексикон Кати, добавила Баба Водолаз вслед торопливо уходящему из двора участковому.

Жизнь попугая Кати сложилась трагично. Однажды после ночного концерта он исчез навсегда вместе с клеткой, и дальнейшую участь попугая, принимая во внимание его характер, можно было только оплакивать.