Азиз Несин - Письма с того света

Мне отвечали:

— Ты безумец! Посмотри на эту красоту!.. Разве человек может оставить этот прекрасный, этот радостный мир и убить себя?

И так я все искал и искал, но найти на морском побережье место для самоубийства оказалось просто невозможным.

— А вы бы отправились на какой-нибудь пляж.

— Под конец я так и сделал. Сделал, но попробуйте-ка вы на пляже найти кусочек моря! «Прощай, белый свет!» — говорю я, бросаюсь в воду и вдруг слышу под собой крик. Оказывается, я плюхнулся кому-то не то на живот, не то на спину. Вот и получается: пляж есть, а моря нет.

— А вы бы сели на пароход.

— Ты что же думаешь, я не садился, что ли? Во-первых, на пароходе такая давка — как влез, так и не шевельнешься. А если и пошевелишься, то все равно не сможешь добраться до борта, чтобы утопиться. Ну, допустим ты добрался, так все равно ты ничего не сможешь сделать из-за тесноты. Все время застреваешь, зацепляешься то руками, то ногами за чье-нибудь тело. Но если ты все-таки пробьешься и бросишься в море, тебя сразу спасают. Короче говоря, покончить с собой в море нет никакой возможности.

— Ну и что же вы сделали?

— Я решил отравиться газом. Друзьям, приятелям, всем своим знакомым я написал и разослал письма следующего содержания: «После того как наша команда потеряла звание чемпиона, мне опостылел белый свет. Особенно сейчас, после поражения на последнем матче, я не могу больше жить и кончаю жизнь самоубийством. Бог даст, скоро свидимся». Затем я пришел домой, тщательно заткнул все отверстия, открыл газовые краны и растянулся на полу. Прошло около получаса. Я начал ощущать в себе какую-то легкость, умиротворение. На душе у меня становилось спокойно, сердце наполнилось радостью. Вот странное дело! «Значит, когда человек умирает, он себя так вот и чувствует, — сказал я себе. — Знал бы я раньше, что смерть так прекрасна, так разве стал бы столько терпеть ради жизни?»

В это время сильно застучали в дверь. «Должно быть, ангелы слетелись», — подумал я и никак не мог решить — открыть мне дверь или не открывать. Раз я умер, то открывать дверь — не моя забота. Уж если это ангелы, то им что дверь, что стена — все равно войдут. Так оно и случилось. Они приналегли на дверь и вошли… И что я вижу: все, кому я адресовал свои прощальные письма, все пришли.

— Значит, вы не вынесли разлуки со мной, и тоже себя убили. Вот это называется дружба! — сказал я. А дни в ответ:

— Ты что, с ума сошел?

— Что значит — с ума сошел? Разве мертвецы бывают сумасшедшими? Да разве я не умер?

— Какое там умер — да ты здоровехонек, — отвечают они.

Тут я сказал:

— Извините, друзья, — я умер и очень доволен этим.

А они спрашивают:

— А каким образом ты покончил с собой?

— Отравился газом.

Не успел я это сказать, как раздался хохот:

— А где же взялся газ для такого дела? Из этого крана поступает не газ, а воздух, причем самый чистый, так что больные, которые из-за безденежья не могут поехать куда-нибудь подышать чистым воздухом, сейчас припадают носом к кранам и дышат. Да и есть ли еще где-нибудь в Стамбуле чистый воздух, кроме как в газовых трубах? Он очень помогает против чахотки. Смотри, как надышался ты чистого воздуха, так у тебя даже лицо порозовело.

— Значит, неспроста я чувствовал в себе какой-то прилив бодрости и думал, что это смерть. А выходит, это от газа, — огорчился я.

— А вы бы приняли большую дозу снотворного, — сказал я юноше.

— Я принимал, — ответил он. — Но разве вы совсем не читаете газет? Разве газеты не пишут каждый день о молодых девушках, которые кончали самоубийством, приняв несколько таблеток снотворного, и были спасены? А ведь никто их вовсе и не спасал. Теперешние таблетки — местного производства, и потому «действуют сильно». Примешь одну штуку — и на неделю теряешь сон. Такие теперь таблетки…

— А вы бы приняли импортные пилюли.

— Да где же их взять? Не только снотворное, но и никакие другие лекарства из-за границы не поступают. Теперь мы глотаем свои собственные пилюли… Затем, эфенди мой, я решил выпить яд. И по мере того как я каждый день пил самый сильный яд, я день ото дня наливался силой. И удивительное дело: попивая так эти яды, стал я здоров, как Самсон. За что ни возьмусь рукой — все ломается. «И что бы это было такое?» — недоумевал я и отправился к доктору. Доктор сказал:

— Все понятно… Вы уроженец Стамбула?

— Да.

— Ну вот, яд вам и полезен. И напротив — поедете вы в какое-нибудь место, где воздух абсолютно чист, не загрязнен, и там вы будете задыхаться. Вы привыкли к издающему зловоние мусору, который скопляется на стамбульских улицах. Вы притерпелись к пыльному, грязному воздуху Стамбула. Да что об этом, приятель, одна вода в Золотом роге чего стоит! От этой водицы идут ядовитые испарения, от которых мужчины теряют свою мужскую силу, а женщины становятся бесплодными. Ты стамбулец, твой организм свыкся с ядом, и пока ты принимал яд, чтобы умереть, ты, славу богу, день от дня становился крепче…

— А вы бы взяли веревку и повесились, — сказал я.

— Ты что ж, думаешь, я не делал этого? Иду я и покупаю самую прочную веревку. Но только повисну, как веревка рвется. И веревки-то гнилые, брат мой.

— А ты бы перерезал себе вены бритвой.

— Говорят, так сделал в свое время султан Азиз. А ну-ка, попробовал бы султан Азиз перерезать себе вены нынешними бритвами. Ведь эти бритвы и бороду не бреют, так где уж им перерезать вену. Это просто заржавленные железки.

— А надо было броситься вниз с высокого места.

— Я и это испробовал. Сколько раз я поднимался на высокие здания. Сейчас в Стамбуле сносят дома, разве ты не знаешь? Ну и вот, пока я добираюсь до верхнего этажа, начинают разбирать нижние.

— Хорошо, но как же ты, брат, все-таки покончил с собой?

— Ха-ха! Сейчас расскажу. В наши дни остался один-единственный способ самоубийства. Если у твоих родственников есть дочь, ты должен стараться выдать ее замуж. Нынешние зятья, если они люди выдержанные, то после женитьбы, а не выдержанные — еще до свадьбы, — убивают свою будущую жену и всех ее близких и дальних родственников. Но не из дурных побуждений, а от большой любви, чтобы избавить их от жалкого существования…

У моих дальних-предальних родственников была дочь. Один парень хотел на ней жениться. Родители девушки, все родственники всполошились:

— О горе нам, что мы теперь будем делать?

А я им сказал:

— Отдадите вы девушку или не отдадите — он зять и всех нас перекрошит.

— Он что — из горячих? — спросили они.

— Э-э, любезные, разве сейчас зятьев выбирают — горячие они или спокойные? Скажет: «горячий» — и зарежет; скажет: «спокойный» — и все равно зарежет. Скажет: «девушку не дали» — и убьет. А отдашь — скажет: «Отдали на мою голову» — и опять убьет. Не может прокормить жену — убивает. Есть деньги, а мужской силы в нем нет, ну и опять убивает. Зять есть зять, и как бы там ни было, он всех нас перебьет.