Миервалдис Бирзе - Розовый слон [сборник]

До начала "маленьких сообщений" Бертул прогулялся по городу. Сразу за Рижской улицей начинались поля. С возвышенности и Бирзгале и река, отороченная ивами по берегам, были вполне обозримы. Воздушные сады телевизионных антенн над крышами характеризовали эпоху, степень культуры и заносчивость жителей — две семьи ни в коем случае не пользовались одной антенной.

В центре от киоска Бертул свернул на улицу, по которой однажды ушел Шепский. Вначале шли старые дома с дворами. В некоторых дворах виднелись еще избушки с маленькими окошками. Во всей своей прежней красе… Владелец магазина "Колониальные товары" в двадцатых годах жил в доме, выходящем на улицу, за белыми тюлевыми занавесками его дочь играла на пианино, а в избушке во дворе грызли брюкву другие дети, отец которых за городом рыл канавы или трепал лен большого хозяина.

Он заметил новое здание с розовой штукатуркой в глубине сада. Фасад напоминал сооружение, сложенное из кубиков, убывающих по величине кверху. В нижнем кубе находилась дверь гаража, в следующем — два окошка, а в верхнем — двухэтажном "полезном объеме", как говорят архитекторы, — красовались один над другим два широких двухстворчатых окна и два круглых, разделенных цветными стеклами на восемь равных частей. Богатство, да и только. Здесь улица кончалась и начиналось клеверное поле с деревянными вешалами: За обширным полем поднимались темные ряды величественных лиственниц, а над ними торчала черная труба, словно целый год не мытый палец. Бертул направился к деревьям.

И нашел — другой Бирзгале. Прежде всего это длинный-длинный каменный дом. В толстых стенах прорублены светлые окна. Надпись "Трикотажный цех". Значит, здесь вязала джемперы и длинные чулки та сотня бирзгальских девушек, каждая из которых в конце недели несла в дом культуры по меньшей мере пятьдесят копеек, стремясь получить за них музыку, танцы и провожатого домой по обходной дороге через прибрежные луга. Но откуда брались провожатые? А вот откуда. Здесь же тянулось громадное строение, как ангар для десятимоторного самолета. В одном конце на перекладине между двумя высокими эстакадами в воскресной тишине покоился подъемный кран. В будни он катался по рельсам, держа стрелу высоко в воздухе, и грузил те бетонные плиты, которые лежали штабелями на земле. Значит, завод железобетона, откуда в дом культуры приходили парни. Когда-то здесь был Тендикский фольварк. Трикотажный цех, наверное, был когда-то конюшней или амбаром. Значит, природа и исполком добились численного равновесия между девушками и парнями, обоими антагонистическими классами населения, которые друг друга очень любят. Но равновесие приводит к детским пеленкам. А вот они. От Тендикского фольварка кроме длинного дома, в котором сегодня вязали чулки, что превращали своим узором женскую ногу в удава, остались еще аллеи огромных лиственниц. За ними перед голыми фасадами пятиэтажных домов в лабиринтах столбов на веревках развевались детские пеленки.

Здесь был другой Бирзгале, который Бертул еще не знал, и его одолели сомнения, узнает ли он его. Хотя он родился и вырос в Риге на улице Бикерниеку среди фабричных труб, он уже лет семнадцать кочевал по санаториям и больницам, а последние десять провел в санаторных библиотеках, клубах, потому что не боялся заразиться туберкулезом, так же как жена вора не боится, что муж сможет обокрасть ее. И такими чужими показались Бертулу сегодня эти новые кварталы. Он не знал, занимает ли домохозяйка у соседки соль, ходят ли мужья друг к другу играть в очко, найдутся ли в доме и такие, кто поможет внести шкаф на пятый этаж. И чем вечерами занимаются те, которые не смотрят телевизор. Нельзя руководить теми, кого не знаешь, но ведь он должен руководить культурной жизнью Бирзгале. Бертул повернул к старому городу.

Недалеко от центра находилось нечто вроде парка — на травяном лугу росли величавые березы, вековые туи, узловатые стволы которых напоминали скорее заскорузлые корни. В кустах акации виднелось несколько камней известкового туфа. Зеленый плюш моха покрыл надписи на них. Каменные фундаменты чугунных крестов. Старое кладбище. Очень старое, раз уж позволено ходить по крышам гробов. Не так же ли когда-нибудь… похоронят и старый Бирзгале и вместо него встанет тогда новый — с серийными домами из силикатного кирпича. Неужто в самом деле за ватерклозеты отдадут этот городок, где каждый дом, красивый или некрасивый, построен на свой манер и все вместе такие славные! Чтобы не допустить этого, Бертул решил развить активную культурную жизнь.

На краю кладбищенского парка под кленами находилось здание, первый этаж которого был построен из камня, а второй — деревянный. В царские времена внизу была каталажка, а наверху размещалась сама полиция. Из-за предрассудков или из-за привидений после войны ни одно уважающее себя учреждение не пыталось обосноваться здесь. В каталажке какое-то время хранили собранные шкуры и шерсть. Потом одному почтовому служащему-пенсионеру пришло на ум, что тут следует открыть отделение краеведческого музея, где можно показывать другим почтовые марки, собранные им самим, и прокламации 1905 года. Его поддержал фотограф Пакулис, вместе с которым почтальон потягивал пиво. Пакулис за свою долгую жизнь фотографировал не только молодоженов, но и семнадцатилетних красногвардейцев в 1919 году, вооруженных наганами в шпагами, в застегнутых по самый подбородок френчах, а также и теперешний дом культуры, когда паводки заливали буфет. Так потихоньку в Бирзгале возник свой музей. Чтобы посредством музея попасть в бессмертие, все художники, уроженцы Бирзгальского края, дарили ему свои менее ценные картины.

У входного портала Бертул встретил бухгалтера Боку. В подтяжках, с закатанными рукавами и все же при галстуке.

— Я был бы благодарен вам, если бы вы меня так… слегка проинформировали о присутствующих, иначе… неудобно, если.

— С удовольствием. За тридцать лет все проходили через мои книги.

Они вошли в нижний — каменный этаж. С полотен картин их приветствовали известная учительница, трактористы и свинарки в ослепительно белых, будто одолженных из аптеки, халатах. Поросята, взятые на руки, как грудные дети, радужно улыбались. Тут же стояла льнотрепалка, сгружены разного фасона побитые и простреленные каски, борона с деревянными зубьями. На втором этаже вдоль стен висели витрины с фотографиями, документами, на стене растянут флаг с надписью в старом стиле "Бирзгальское певческое общество". Места большей частью были уже заняты. Поскольку это было собрание на добровольных началах, то все старались сидеть на первых, а не на последних рядах. Касперьюст тоже плотно занимал один стул в первом ряду. Молодой человек с бакенами, которые почти что соединялись под подбородком, движениями балетмейстера скользил перед аудиторией, показывая большие фотографии.