Array Коллектив авторов - Морские досуги №3

Часа в три ночи входную дверь дёрнули. Затем ещё раз и посильнее. Батыр Салтынбеков (вымышленное) даже не дремал, а вовсю наслаждался во сне картинами цветущих лугов предгорий. Я стоял «во фрунт» с автоматом шагах в десяти от спящего. Но был полностью убеждён, что сын гор видит отроги Памира и не меньше. Как мог тише и внятней попытался внедриться на альпийские луга: «Батыр, курку!! Кель монда!» (Батыр, полундра, иди сюда!). Но, увы: изуродованная, но всё-таки родная речь сделало его калмыцкую физию ещё шире: он улыбался. Ничего не оставалось, как перейти на казарменно флотский сленг старшин: «Батыр, твою в душу и отверстия для вентиляции — подъём!!»

Тем временем в дверь начали стучать уже ногой с истошным криком: «Вахта, вашу в душу! Открывайте!» И ошалевший дневальный чуть было не вытащил из ручки швабру, но осёкся, услышав: «Куда, твою мать, кет эргэ! Анда ёкларга кораллы за углом!» (Назад, разбуди часового за углом!). Но караульный у секретки уже смекнул и свистнул в полумрак коридора, добавив: «Мишка, атас, дежурный!»

Мгновение и сложенные газеты убраны под дорожку, физиономии разглажены.

«Батыр, ач, ач арга башлык!» (Батыр! Открывай, начальнику быстрей!» Он и открыл. На пороге стоял офицер с повязкой дежурного. Парень, кланяясь на восточный манер, испуганно залепетал: «Урын бар дневалиня Султанбеков! Бик якши, башлык! Рахмет… Чаепле, башлык! Яш, яш чаепле!» (Дневальный Султанбеков! Всё хорошо. Спасибо. Виноват, начальник…Не знаю. Молодой ещё). Но проверяющий, выслушав этот бред, рявкнул: «Смир-рна!» И тотчас пошёл по коридору вглубь штаба.

По сути-он шёл без начкара или разводящего. Грубое нарушение Устава караульной службы. И я взял автомат на изготовку: «Стой!» — Я т-те постою! Всех посажу! Спят, понимаешь, закрылись… — Стой, стрелять буду! — и тут же дослал патрон, клацнув затвором. Этот звук знает каждый военный и уважает его, как никакой другой. — Да ты что, гадёныш, ослеп? Я де-жур-ный! Дай пройду!

Но здесь капитан «сам себя высек»: зная, что не прав, полез на рожон. А это предписывало часовому стрелять. Что и было сделано: классически одиночным выстрелом и в воздух, то бишь в потолок.

Ужасный грохот отозвался эхом во всём штабе. Осыпавшаяся штукатурка и пыль покрыли ковровую дорожку. Дежурный присел «на карачки», дневальный и вовсе упал, и закрыл голову ладонями. С автоматами наизготовку из полумрака коридора выскочили Мишка и Стас. Теперь уже три ствола смотрели в сторону покрытого пылью штабиста. И он, трясясь на полусогнутых ногах, несвязно бормоча: «Нет, нет, нельзя! Вы не посмеете! Я сейчас уйду… ухожу уже…», прошёл вдоль стены к выходу. И исчез в ночном поёме двери.

Но на улице ошалевший дежурный заорал: «Караул! Караул, ко мне!» Дважды грохнул выстрел из ПМ (пистолет Макарова). Потом крики и топот яловых ботинок, именуемых «гадами». «Ну и ладно, подумаешь, цаца какая! Штабной, а устава не знает. Де-ежурный! Видал я такого дежурного…» — Размышлял я, вполне реально готовя себя к гауптвахте: кто он и кто я. «Гусина кака»-так говаривала моя бабушка. Тем временем просунулся в дверь начкар.

— Начальник караула ко мне, остальные на месте! — зученно прохрипел от волнения я.

— Ты эта, Валера, поставь флажок на предохранитель! А то сдуру и в меня пульнёшь! Да убери ты автомат за спину! Во! — совсем по свойски попросил мичман. Конечно же, убрал я этот чёртов АК.

— Товарищ мичман, я ему всё как надо сказал. А он всё равно идёт. А так нельзя. Ведь знает, поди! Ну я и…ведь не ранил даже!

— Ты успокойся. Утром разберёмся. Тебя уж через полчаса менять надо. Остаёшься? Да патрон из патронника убери. Уже убрал? Ствол подними и нажми на курок. Ну и всё. Не балуй боле! А вы чего рты раззявили, басурманы хреновы!

Это седой начкар выдворил двух, сопровождающих его вооружённых караульных. Ушёл и дежурный капитан. Всё стихло. Вскоре пришла смена караула. Начкар, мичман Шевелёв уже ждал нас, «штабную» троицу: «Ну, соколики, повеселите старого мичмана! Уже и по-ихнему бормотать наловкались? А кто научил «батыра» швабру в дверь воткнуть?! Еле отбрехался. Да и вы помалкивайте. Хрен с ним, с этим капитаном! Батька у него больно высоко сидит. Вас-то послезавтра ту-ту на теплоходе «Союз». Уже приказ есть: старшины-срочники за вас стоять будут… Так-то! Ну, чисто «абреки»! Отдохнём хоть от ваших фокусов.

А по прошедствии суток мы стояли на плацу школы с вещмешкаи за спиной и слушали приказ. Сопровождающим до Камчатки назначили нашего преподавателя по дозиметрии старшего лейтенанта Хрипунова. Это был на редкость лояльный к курсантам офицер. Мы ему отвечали взаимностью. И, вопреки сложившейся традиции, мы не выпивали все трое суток пути. Вне каюты, конечно, потому как охота и деньги были.

Постоянно до одури хотелось спать. Дневальный из молодых едва мог добудиться, чтобы построить заступающих в караул. В отместку его тумбочку водрузили на вершину горы из коек. Этот «Эверест» он брал бессчётно, бегая в промежутках с докладом к входным дверям.

Прибывали молодые матросы из полуэкипажа сразу человек по сто. И, чего сроду не бывало, стали набирать парней из азиатских республик. И это на такие корабли, как наши! Случались и среди них кто пошустрее, но по-русски-то они практически все бельмим никак, то есть не понимали. И нам вменили учить их самым необходимым словам. Негласно, конечно.

Вот мы и учили. Посчитали, что самыми главными совами следует считать: камбуз, гальюн, старшина, дневальный, есть-так точно и, конечно же, — «виноват». Педагоги, прямо скажем, были из нас аховые. И мы больше ржали над ними, нежели учили азам. Нас это безмерно веселило, смеялись, глядя на нас и «учащиеся». Уж они-то относили смех к безусловным своим успехам в познании «великого и могучего». Но им было смешно до коликов, когда мы повторяли ихние слова.

Некоторые сложности упускали напрочь. Такие положения как: «жи-ши пиши через «и», суффиксы очек-и ечек-. Не стали открывать тайну в различии глагола и существительного. Отказались вдалбливать прелесть троекратных повторов, гиперболы и вводных предложений. Так что о деепричастиях и наречиях и заикаться не стоило: коли офицерам надо-пусть попробуют сами. С трудом разъяснили разницу между «был», «была» и «были». Но они нашли для всех трёх случаев универсальное слово «биль». Как могли, пояснили, что «билль»-это американское слово, а им нужны русские. А уж коли брать русское «бил», то это прошедшее время от глагола «бить». И их бить нельзя ни в каком времени. Сошлись на «биль» во всех родах. К примеру: «старшина биль». Ну, «биль», так «биль», и она с оно — тоже «биль». Курсы-то ускоренные!

В итоге мы научились кое каким словам из ихнего языка. Причём ученики чуть ли не захлёбывались от смеха над нашим произношением. Продвигались в педагогике и мы. Так что вскоре появилось немалое количество модификаций таких слов, как дневальный: девальни, дывална, днемаля и т. п. От смеха мышцы на наших животах укреплялись лучше всякого занятия штангой. Дальше-больше. Перешагивали словесный барьер уже математическим методом аппроксимации (приближения с максимальной возможностью).