Array Коллектив авторов - Морские досуги №5

На «носу» и корме буксира уже плохо читалось название судна, но на рубке, куда не доставали волны, название было отчетливо видно. Буксир назывался — «Пурга», и было видно какой он старый и неухоженный. Иногда на него приходили какие-то люди и скручивали с него какие то детали или срезали автогеном трубы и куски металла. Скрежет и лязг металла напоминал стоны больного старика. Буксир напоминал старого, больного человека, который когда то много и честно трудился, а когда состарился, то оказался никому не нужен. Он был еще жив. Смерть корабля наступает когда его режут на металлолом. Люди еще не решили, что с ним делать. Если точнее, то решили, вопрос был только в том когда это сделать. И он стоял, медленно покачиваясь, у причала и вспоминал свою жизнь.

Первыми его воспоминаниями было когда его спустили на воду с большого сооружения, которое называлось стапель, и которое он считал своим домом, и он закачался на волнах, поблескивая свежевыкрашенными бортами. Если провести аналогию с живым существом, то у буксира было и сердце — это двигатели, и ноги — это винты, приводящие судно в движение, и ребра — шпангоуты, и кожа — это обшивка судна, и, конечно, мозг корабля — это капитанская рубка, насыщенная приборами, которые позволяют управлять кораблем, и, даже своя крестная мать, которая разбивает бутылку шампанского о борт корабля. Спуск корабля на воду — это как рождение ребенка и каждый настоящий моряк подсознательно чувствует это и относится к судну как к живому существу.

Потом на судно пришли молодые и веселые ребята — команда корабля и пожилой и строгий капитан. Они проверяли работу систем корабля, запускали и испытывали работу двигателей и механизмов, кидали и выбирали якорь, ходили по акватории гавани. Вся команда состояла из молодых и энергичных ребят, и работали они «с огоньком», но больше всего буксиру нравились два человека — механик и боцман. Механик заботился о механизмах, ремонтировал их и смазывал, а боцман следил за порядком на буксире — чистил и красил палубу и капитанскую рубку, смазывал солидолом троса и выполнял множество мелких, и на первый взгляд, незаметных работ от которых зависит не только внешний вид судна, но и его работоспособность. Буксир не понимал, о чем говорят люди, но судил о них по их делам.

И наш маленький портовый буксир старался не подвести команду: он таскал большие и неуклюжие баржи, заводил в порт и помогал швартоваться огромным и неразворотливым морским судам и гордился своей работой. Он немного презирал баржи, за их беспомощность, но, в то же время и немножко завидовал им, потому что он работал только в порту, а к баржам подходили другие большие морские буксиры и уводили их из порта. Но больше всего он уважал огромные морские суда, он гордо вел их в порт за длинный швартовный канат, а они свысока и с достоинством посматривали на него сверху. Потом буксир изо всех сил упирался в высокий борт и помогал судну швартоваться к причальной стенке. Буксиру нравилась его работа, и он старался все делать так, чтобы не подвести свою команду. Раз в пять лет буксир ставили в ДОК, который чем-то напоминал буксиру стапель, где он родился. Только на стапеле его строили, а в ДОКе его ремонтировали. Наш буксир воспринимал ДОК как заслуженный отдых от тяжелого изнурительного труда. В ДОКе выполняли все работы, которые нельзя было сделать на плаву. Время шло, и новизна в ощущениях и радость от работы постепенно ушла, на смену им пришли опыт и ответственность. На бортах появились бухтины — морщины и вмятины на обшивке корпуса. Буксир и сам чувствовал усталость — возраст давал о себе знать. Иногда, проходя мимо старого причала, он видел старые паровые буксиры, которые уже давно не работали и стояли у причальной стенки в ожидании отправки на металлолом. На них давно не было судовой команды, только иногда приходили какие-то люди и снимали с них то, что еще могло пригодиться другим.

Старые буксиры печально смотрели своими глазами — иллюминаторами на проходящие суда. Что было в этом взгляде? Жалость к себе? А может быть укор людям? А может быть тоска по прошедшей жизни? Кто знает. Наш буксир старался не смотреть в их сторону и не думать о том, что ждет его дальше.

Если раньше, в начале его трудовой жизни, все механизмы и системы буксира работали безотказно, то сейчас, все чаще и чаще, приходилось вставать на ремонт и устранять неисправности. Время и тяжелая работа давали о себе знать. Все чаще наш буксир вместо работы оставался у причальной стенки, а его работу выполняли более новые и мощные буксиры. На борт буксира приходили какие-то серьезные люди и долго и тщательно осматривали состояние буксира, как врачи осматривают тяжело больного. Пришел день, когда буксир навсегда остался стоять у причальной стенки. Из семи членов экипажа осталась только вахтенная служба из двух человек. Механик уже не запускал двигатели и механизмы, а боцман не чистил и не красил борта и палубу. Жизнь буксира постепенно угасала.

В небольшой гавани, у старого покосившегося причала стоял ржавый, со следами облезшей краски буксир. Со стороны моря шла небольшая волна и старые швартовные канаты то натягивались, то давали слабину и тогда между причальной стенкой и бортом буксира раздавался плеск волны. Старый буксир покачивался на волнах и терся о причальную стенку рваными автомобильными покрышками. Он еще не знал, что завтра приедет команда сварщиков и его разрежут на металл. И то, что еще вчера было кораблем превратиться в груду ржавого металла.

Пруцкий Михаил

В 1982 году закончил ЛИВТ (Ленинградский институт водного транспорта), по специальности инженер — судомеханик. С 1982 — по 1987 год работал в Беломорско-Онежском пароходстве. С1987 — по 1990 г. работал в ЭСМП (Экспедиция специальных морских проводок речных судов). В лихие 90-е годы работал в частных судоходных компаниях старшим механиком. Последнее место работы — начальник службы эксплуатации компании «Ультрамарин». Сейчас — пенсионер. Коллекционирую монеты, статуэтки моряков, пищу родословную нашей семьи.

Жарким августовским днём, уставшие от верховой езды по испанским дорогам, путники — Джордж Байрон и его неизменный друг Джон Кэм Хобхауз прибыли в Гибралтар. Настроение у молодых людей было приподнятое, полные впечатлений от знакомства с полюбившейся за долгий путь Испанией, они осматривали теперь живописное британское владение.