Николай Лейкин - Под южными небесами

-- Попробуемъ сами поставить самоваръ, не отдавая его прислугѣ.

-- Здѣсь въ комнатѣ?-- удивилась супруга.

-- А что-жъ такое? У насъ есть нашъ собственный чай, дорожный чайникъ, двѣ чашки, сахаръ.

-- А чѣмъ растопить самоваръ?

-- Да вонъ въ каминѣ какіе-то голики лежатъ, прутья, щепки,-- указалъ Николай Ивановичъ.-- Это по ихнему называются дрова. Воды въ самоваръ изъ графиновъ возьмемъ. Видишь, намъ два графина съ водой на ночь приготовили. Вотъ я сейчасъ раздѣнусь и поставлю самоваръ.

Онъ сталъ сбрасывать съ себя пиджакъ, жилетъ.

-- Да вѣдь надымишь,-- сказала Глафира Семеновна.-- Угару напустишь.

-- Зачѣмъ-же дымить? Мы поставимъ самоваръ около камина и туда все потянетъ. При самоварѣ труба есть.

-- Ну, ужъ эти мѣдныя трубы! Онѣ продаются при самоварахъ только для украшенія, а для дѣла они не пригодны. Не лучше-ли пригласить сюда нашу усатую француженку-распорядительницу и объяснить ей, чтобы она приказала вскипятить въ самоварѣ только воду, безъ чая?

-- Все это ей мы завтра утромъ объяснимъ. А теперь какъ ее звать? Позвонишь -- явится горничная, ни по-каковски, кромѣ испанскаго языка, не говорящая, и ни ты, ни я не будемъ въ состояніи объяснить ей, что намъ нужна усатая француженка. Нѣтъ, лучше мы ужъ сами поставимъ самоваръ. Когда-то я ставливалъ.

Николай Ивановичъ взялъ самоваръ, стоявшій на столѣ, снялъ съ него крышку и принялся наливать въ него воду изъ большого графина.

-- Но гдѣ-же ты углей возьмешь?-- задала вопросъ супруга -- Здѣсь въ каминѣ каменный уголь, а онъ для самовара не годится,-- возразила супруга.

-- Вотъ развѣ что углей-то нѣтъ... Ну, да я какъ-нибудь прутьями и щепками растоплю. Ба!-- хлопнулъ супругъ себя ладонью по лбу.-- Мы затопимъ каминъ и когда щепки и сучья сгорятъ, то будутъ уголья -- ихъ мы и положимъ въ самоваръ.

Черезъ минуту каминъ пылалъ. Супруги, раздѣвшіеся, чтобы послѣ чаю лечь спать, сидѣли другъ противъ друга и ждали, когда каминъ прогоритъ. Николай Ивановичъ былъ въ туфляхъ, покуривалъ папиросу и разсматривалъ свои сапоги, сокрушаясь, что чистильщикъ совсѣмъ испортилъ ихъ, вымазавъ саломъ. Вдругъ супруга спросила:

-- Что это у тебя глазъ-то? Это ужъ другой, не біаррицкій.

-- А что? Давеча, когда мы были въ скверѣ, меня комаръ укусилъ. Ужасно чешется.

-- Да его раздуло весь. Онъ запухъ и сравнялся съ біаррицкимъ глазомъ, который ты подбилъ въ Біаррицѣ.

-- Да что ты!

Супругъ бросился къ зеркалу. Дѣйствительно, около глаза въ нижнее вѣко его укуситъ москитъ и вѣко раздуло въ большой желвакъ, начинающій заслонять самое глазное яблоко. Супруга стояла сзади.

-- Знаешь, это даже не комаръ, а что-то другое,-- проговорила она.-- Отъ комаринаго укуса такъ не распухнетъ. Вѣдь мы въ Испаніи... здѣсь эти шпанскія мухи. Не укусила-ли тебя шпанская муха?

-- А что ты думаешь? Пожалуй, что и такъ... Я чувствую, что пухнетъ все больше и больше...-- тревожно отвѣчалъ супругъ.-- Вотъ ужъ подлинно, что на бѣднаго Макара шишки валятся. Въ Біаррицѣ электрическій угорь напалъ, здѣсь шпанская муха...

-- Ну, положимъ, что въ Біаррицѣ не угорь.

-- Батюшки! Да у меня и носъ укушенъ!-- воскликнулъ Николай Ивановичъ.-- Видишь, пухнетъ. Ну, что-жъ это такое! Въ двухъ мѣстахъ. Это когда мы въ скверѣ, въ кустахъ, около фонтана стояли. Шпанская муха... Вѣдь это чортъ знаетъ что такое... Пухнетъ, пухнетъ. И носъ пухнетъ,-- разсматривалъ онъ себя въ зеркало.

-- Но отчего-же меня никто не укусилъ? Вѣдь я вмѣстѣ съ тобой была...-- задала вопросъ супруга

-- Вздоръ. И ты укушена. Покажись-ка, покажись... Да у тебя волдырь на лбу растетъ.

-- Не можетъ быть.

-- Посмотрись въ зеркало.

Глафира Семеновна взглянула въ зеркало и проговорила:

-- Боже мой! И то волдырь. И зачѣмъ ты меня водилъ въ этотъ скверъ вечеромъ! Скверъ, фонтанъ... Эти поганыя шпанскія мухи только около сырости и водятся. Ночью около сырости... Я читала, я знаю... Онѣ, какъ комары, только по ночамъ и свирѣпствуютъ. Ну, что мнѣ теперь дѣлать? Тебѣ ничего, ты мужчина... А я себѣ красоту испортила. Завтра пріѣдетъ къ намъ этотъ флотскій офицеръ, а у меня рогъ на лбу.

Она совсѣмъ сокрушалась и воскликнула:

-- И губа, и губа укушена! Верхняя губа. Вздуваетъ и ее... Ну, что тутъ дѣлать? Вѣдь къ завтра еще хуже распухнетъ.

-- Попробуемъ, душечка, одеколономъ примочить,-- предложилъ супругъ .-- У тебя есть одеколонъ?

-- Какъ не быть! Но удивительно, что я не слыхала, когда меня могли эти шпанскія мухи укусить.

Глафира Семеновна схватила флаконъ одеколона и стала примачивать себѣ укусы.

-- Примочи и мнѣ, душечка.

-- Поди ты! Отстань... Ты мужчина... Дай мнѣ прежде себя-то сохранить. Ты даже хвастаешься разными синяками и волдырями. Какого-то электрическаго угря для своего синяка сочинилъ. Боже мой! Что-же это съ губой-то! Ее совсѣмъ разворачиваетъ. Ну, на что я завтра буду похожа! И лобъ, и губа...

Глафира Семеновна была въ отчаяніи.

-- Да не вертись ты около меня!-- крикнула она на мужа.-- Иди и ставь самоваръ! Каминъ уже прогорѣлъ давно.

Супругъ отправился къ самовару. У камина не было ни щипцовъ, ни лопатки, чтобы достать углей. Угли онъ придумалъ доставать имѣвшейся у нихъ дорожной столовой ложкой, которую привязалъ на свою трость. Затѣмъ, когда угли были наложены, онъ взялъ свой сапогъ, надѣлъ его голенище на трубу и принялся сапогомъ раздувать самоваръ.

-- Совсѣмъ, какъ Робинзонъ Крузе на необитаемомъ островѣ!-- говорилъ онъ про себя.-- Ни углей, ни щипцовъ, ни лопатки и даже нечѣмъ раздуть самовара. Пріѣхали въ столицу европейскаго государства, и въ этой столицѣ не знаютъ, для какихъ потребностей самоваръ существуетъ. Хвастаются, что знаютъ его назначеніе, а сами вмѣсто кипятку чай въ немъ варятъ. Дикіе... Впрочемъ, и то сказать: ужъ если Манзанаресъ за рѣку считаютъ, то гдѣ имъ знать, на какую потребу самоваръ надобенъ!

Вскорѣ самоваръ закипѣлъ, хотя и наполнилъ комнату угаромъ отъ непрогорѣвшихъ угольевъ. Пришлось отворить окна. Николай Ивановичъ быстро распахнулъ ихъ, остановился у одного изъ нихъ и, смотря на окна на противуположной сторонѣ, произнесъ:

-- Глаша, смотри... Вонъ вышла какая-то испанка на балконъ и должно быть ждетъ серенады.

-- А ну ее къ чорту эту, серенаду съ испанкой!-- раздраженно проговорила Глафира Семеновна, продолжавшая примачивать одеколономъ губу и лобъ.-- Изъ-за отыскиванія этихъ проклятыхъ серенадъ насъ и искусали шпанскія мухи. Не мерещись тебѣ эти серенады -- не понесло-бы насъ въ скверъ, къ фонтану.

-- Мнѣ кажется, душечка, что къ завтра все это пропадетъ. Я про укусы...-- осмѣлился замѣтить супругъ.

-- Какъ-бы не такъ. Нѣтъ, ужъ я по укусамъ нашихъ мошекъ знаю, что на другой день опухоль всегда больше бываетъ, а тутъ шпанская муха. Да закрывай ты окно-то! А то къ намъ и въ комнату эта шпанская мерзость налетитъ.