Яна Ахматова - Не крестите атеиста! Сборник рассказов

Кима давно не была у своего мужа, я – у тетки по отцовской линии.

Родная сестра моего отца, Нина Ахматова, была женщиной искусства. Долгие годы она пела в хоре Волгоградского театра музыкальной комедии.

Тетка во мне души не чаяла, выполняла роль моей второй матери и часто таскала с собой на репетиции, пока наконец мне не нашлось места в детском саду. По этой причине я хорошо знала закулисный театр, буфет – с вкуснейшими охотничьими колбасками, костюмерную, а главное – двух молодых солистов. И одного и другого звали дядя Гена, и оба они только начинали свою артистическую карьеру.

Что интересно: женщины-солисты меня совершенно не волновали! Любовь к молодым красивым дядям проснулась во мне рано, слишком рано…

Я металась между Геннадием Славинским и Геннадием Шатовским, никак не решаясь определить, кого же полюбить по-настоящему. Тогда я еще не подозревала, что можно запросто любить обоих…

Красавцы-артисты поочередно брали меня на руки и ласково, на полутонах, пели арии из Мистера Икс и Веселой вдовы. Я была очаровательным, а главное, тихим и не энергичным ребенком…

И вдруг однажды, сидя в пустом зале и внимательно следя за ходом репетиции, я поняла, что люблю Славинского! Его амплуа героя-любовника определенно повлияло на мое решение.

Помню этот момент: внутри меня что-то тепло засветилось, и я поняла, что полюбила!

Надо сказать, что детское восприятие искусства и прекрасного было верным и впоследствии подтвердилось. Оба моих первых мужчины удостоены почетного звания Заслуженный артист Российской Федерации! Геннадий Славинский до сих пор работает в этом театре! Он так же симпатичен, как и в молодости.

А Геннадий Шатовский, отслужив там всю жизнь, умер в 2003 году, в один год с моей теткой Ниной…

У тетки было много фотографий в костюмах и гриме. Я любила их рассматривать…

Перед смертью, Нина наказывала мне похоронить ее обязательно в любимом сиреневом платье, «нагримированной» (до самого конца это слово было в ее лексиконе), а на памятнике чтобы висела одна из тех фотографий, где она в гриме и украшениях. Молодая и ослепительно красивая! Тетке было совсем не безразлично, как она будет выглядеть, находясь на надгробии!

– Я хочу, чтобы все смотрели и говорили: Ой, какая красивая! – напоминала она.

И вот после смерти, когда муж Нины собрался было увековечить память о ней в виде дряхлой пенсионерки в вязаной кофте, мне пришлось вмешаться и настоять на замене фотографии.

Сразу после похорон я уехала жить на другой континент и памятник, который заказал дядя уже после моего отъезда, не видела… Дядька умер через пару лет и был захоронен вместе с женой. Он заранее подготовился к уходу, заказал себе могильный портрет и прикрепил его на их общее надгробие. На похороны дяди я не приезжала…

Ну вот и доехали до кладбища! Выгружаемся и отпускаем Мишаню, договорившись, что он приедет за нами, как только мы ему позвоним.

Несмотря на ранний час, жара уже стоит невыносимая… Решив, что нам понадобится много инструмента, мы взяли на специальном кладбищенском стенде лопату, тяпку и на всякий случай грабли. Вооружившись, мы готовы к поиску могилы!

Первым делом Кима вытащила из сумки специально взятый из дома носовой платок, концы которого уже завязаны узлами. Это как бы ее панама. «Панама» ничего не весит, не занимает лишнее место в сумке и, как бонус, в нее можно высморкаться при необходимости… Напялив ее на голову и превратившись в колоритную, но слегка побитую жизнью даму, она по каким-то неведомым приметам стала искать путь к месту захоронения моих родственников.

Исколесив ту часть кладбища, где, по памяти Кимы, должны были лежать тетка с дядькой, мы так никого и не нашли. Лопаты и грабли мы все еще таскали за собой. Через тридцать минут блужданий и чтения имен усопших, поняли, что с инвентарем мы поторопились. Бросив все на дороге, начали поиски сначала.

Сообщество почивших абсолютно безразлично наблюдало за нашими передвижениями. Их было так много, и они лежали так плотно, что идея собственной смерти уже казалась естественным событием… Дорожки зарастали травой и кустарником, могилы – тоже. Жара!.. На кладбище даже в такой безлюдный, как этот, день, всегда присутствует чувство толпы. С каждого камня или креста на тебя смотрят внимательные, серьезные или грустные глаза.

Я решаю оставить Киму в тени раскидистого дерева на скамейке у какой-то могилы.

Внезапно взгляд мой выхватывает нечто оригинальное: на кресте висит фотография веселого покойника! Он не то чтобы не грустил или не был безразличен – там было больше! Он откровенно смеялся! Он необузданно хохотал! Радость этого мужчины была нескончаемой, потому что рот закрывать он явно не собирался. Я стояла и смеялась вместе с ним… Картина, определенно, несколько глумливая на кладбище… Но это было сродни зевоте, которая передается от одного человека к другому. Я сделала снимок: деревянный православный крест с фотографией абсолютно счастливого человека! Никогда такого не встречала!..

Поиски могилы я продолжила, размышляя об увиденном. С одной стороны, крест превращался в обыкновенную перекладину, на которой держалась фотография хохочущего лица усопшего. Казалось, что значение главного символа христианства низводилось до кощунственной подставки, и тем самым богохульно опошлялась и даже отрицалась его священная и культовая ценность.

С другой стороны, не исключено, что и не было никакого отрицания! Это могла быть невинная попытка донести до людей простую истину, которую Габриэль Маркес, например, выражал так – «Не плачь, потому что это закончилось. Улыбнись, потому что это было.».

Мудро! Мудро! Покойный все-таки был философом и, наверняка, атеистом…

Через двадцать минут мытарств могила родственников была наконец найдена. Я в изумлении уставилась на памятник…

На меня смотрела моя тетка Нина – тридцатилетняя жгучая красавица в роскошном театральном наряде и украшениях! А рядом с ней зачем-то пристроился старый дед в спортивном костюме!

Изготовитель фотографии на металле не был ремесленником: огромный пористый нос дядьки занимал третью часть снимка и сиял как пятиалтынный!

Вздохнув, я позвала Киму и, не дожидаясь ее прихода, начала руками выламывать кустарник, покрывший большую часть могилы. Лопата и грабли тут не помогут…

Моя мать, родившаяся в 1941 году в большой станице на Дону и названная в честь немецкой революционерки Клары Цеткин, была воспитана в растерянном отношении к богу. Естественное замешательство происходило от двойственности ее бытия.

Социалистическое воспитание, проповедующее оголтелый атеизм смешивалось и вступало в противоречие с домашними устоями, сохранившимися от еще дореволюционной жизни донского казачества, исповедующего православие.