Яна Ахматова - Не крестите атеиста! Сборник рассказов

Сейчас трудно сказать было ли это истинное желание самих родителей или кого-то еще – дать почти всем детям бунтарские, окрашенные революционной идеологией имена. Последнее время я все больше склоняюсь к версии принуждения, психологического давления и прямого указания «тохварищей», как называла большевиков бабушка.

Известно только, что до революции 1917-го года Шулейкины были рядовой казачьей семьей. Они имели свою землю, большое здоровое хозяйство и два дома. Один дом принадлежал их деду с бабкой, а второй, новый, был построен для молодой семьи их отца – Ивана, который только начинал свою самостоятельную семейную жизнь.

В начале тридцатых годов прошлого века деду и отцу пришлось все нажитое отдать молодому государству, обменяв это на жизнь и свободу. Большевикам удалось на конкретном примере сестры деда ясно и доходчиво объяснить Шулейкиным, что пара сотен гусей, оба дома и земля – это суета все, обременительная собственность, от которой только ненужные заботы и пустые хлопоты…

Сестру отослали в Сибирь, расстреляв перед этим у нее на глазах мужа за то, что «кулак» не хотел по-доброму расставаться со своими коровами, пастбищем и домом.

Задавленные и напуганные Шулейкины, видя, как безжалостно казнят родственников и знакомых, все свое движимое и недвижимое имущество отдали комиссарам, а сами переселились в коммуну, где был построен общий холодный барак.

Кто съел гусей Шулейкиных и кого поселили в их два дома мои тетки не знают, так как они были слишком маленькие и ничего не понимали в ту пору. Известно только, что дом сестры деда превратили в начальную школу.

Я ребенком была в этом доме в семидесятых годах прошлого века. Меня привела туда мама, чтобы показать первую школу, в которой она училась. Обычный дом с большой горницей и одной спальней. Дом сельских тружеников. Я тогда не могла понять – как это можно жилой деревенский дом с русской печкой называть школой?

Хозяйка же этого дома, отбыв несколько десятков лет в Сибири, вернулась в свои края, чтобы доживать рядом с оставшимися родными. Я помню ее. Она еще была жива в семидесятых. Сухонькая пожилая женщина, живущая в землянке неподалеку от своего бывшего дома, который ей, конечно, не вернули.

Землянками назывались маленькие хаты с земляным полом. Внутри это было просто микроскопическое помещение с печкой. Я, мама и хозяйка едва помещались там втроем. Женщина построила жилье сама. Вероятно, не без помощи родственников…

Свобода в виде коммуны обернулась голодной смертью деда, бабки, а также смертью одного из детей Ивана – у Шулейкиных был старший брат по имени Александр…

Неизвестно выжила бы молодая семья Ивана, но через пять лет, понимая, что эксперимент с коммунальной жизнью окончательно провалился, похоронив большинство своих участников, правительство советской республики изменило курс. На первое место вышли колхозы… Отцу предложили заняться укреплением одного из них. Он быстро согласился, потому что наблюдать как его собственные дети пухнут с голода было невыносимо…

Так внезапно мой дед Иван, отец Марлена, Кимы, Веры, Розы, Элеоноры и Клары, превратился в председателя колхоза. Председателем побыл он недолго. Началась война. Иван ушел на фронт и уже в 1942 году пропал без вести. Дети выросли без него. Вот такая обычная для того времени история осиротевшей семьи…

Утро Кимы, брата и всех сестер начинается с телефонной переклички. Последние годы родственная связь между ними стала крепче, потому что все они перешли на единого мобильного провайдера, получив доступ к безлимитным бесплатным разговорам друг с другом. Вся семья разбросана по селам, хуторам и станицам двух областей: Саратовской и Волгоградской. Если случается какая-нибудь новость у одного, то буквально через пятнадцать минут это становится достоянием всей семьи. Марлен, сообщая что сегодня идет к глазному врачу заканчивает:

– Ну все… Передай там по эстафете.

Это значит, «можешь звонить остальным…». Новостей у них мало…

Все сестры уже похоронили мужей, а брат – свою жену. Теперь они остались одни: каждый в своем доме или квартире…

Тетка любит смотреть, как я раскладываю чемодан и радуется, если ей привозят какой-нибудь подарок. Причем радуется она одинаково и пирожку с мясом из близлежащей кулинарии, и новым удобным туфлям. Когда я приношу пакет из продовольственного магазина, тетка буквально летит на кухню смотреть и пробовать продукты. Тестируется все одновременно: и квашеная капуста, и шоколад, и красная икра, и творог.

К примеру, конфеты… Если в одном пластиковом пакете смешаны разные сорта, то конфета каждого сорта будет найдена, от нее аккуратно откусится одна третья часть, остальная же часть будет снова завернута в обертку и соединена с остальными конфетами.

– Я лишь только попробовать… – объясняет Кима.

Помню, первый раз, будучи еще ребенком, я оказалась у них в гостях. За чаепитием все время попадались надкушенные конфеты… Тогда мне объяснили систему, и я к ней привыкла. Сейчас уже не удивляюсь, а просто спокойно заворачиваю огрызок в обертку и бросаю его в общую кучу. Странно, но недавно я стала сама использовать способ надкусок…

Если я приношу пакет пирожков, то все пирожки будут разломлены Кимой пополам и брошены в общую кучу.

– Я лишь только хотела посмотреть, с чем пирожки…

Это тоже не раздражает, а является как бы семейной традицией.

Чай тетка заваривает в кружке. Не знаю почему. Возможно, это как-то связано с экономией. И хотя деньги у пенсионерки есть, но ей они не принадлежат. Всю свою пенсию Кима сразу же конвертирует! То есть раскладывает по разным конвертам. Их у нее штук девять или десять. Система «конвертации» проста. Каждый конверт имеет название, например, «за квартиру», «на похороны», «Сереже», «Мите» и так далее.

Тетка доверчива, как многие пожилые люди, и про свои конверты рассказывает всей многочисленной родне. Если вы у нее в гостях и разговор зайдет о детях и внуках, которым предназначены конверты – она эти конверты вам даже продемонстрирует. Если вам захочется помочь пенсионерке деньгами, то ваша помощь тут же будет «конвертирована» (как только вы закроете за собой дверь). Поэтому дарить ей рекомендуется еду, одежду и особенно туалетную бумагу.

С туалетной бумагой интересный феномен происходит.

Сорок лет назад муж тетки, который тогда еще был жив, принес откуда-то огромные бобины для некоего производства. Это напоминало сменные блоки для кассовых аппаратов – жесткая лоснящаяся коричневая бумага, только большей ширины.

До сих пор для меня является загадкой для чего использовали эту вощанку…

Бобины пристроили вместо туалетной бумаги.