Григорий Горин - Антология сатиры и юмора России XX века. Том 6. Григорий Горин

Еще я пририсовал немножко разных деталей, для символизма... Кусочек моря — это Одесса. Немножко Петербурга, немножко Москвы, немножко Калифорнии, немножко Тель-Авива... Земля, которая тебе дорога! Глyпые люди утверждают, что земля должна быть одна. Она и есть у тебя одна, Миша, только она большая...

И Родина — огромная: весь мир, где понимают по-русски...

Так что летай над ней, Михаил... И над Москвой, и над Нью-Йорком, и над Череповцом, посылая... всех завистников куда подальше!

И звони, когда сможешь.

И на мои вопросы о твоей жизни всегда отвечай мне одной и той же любимой цитатой:

— Нормально, Григорий! Нормально!..

6 февраля 1994

«Арго» — 1) особый диалект (фр.);

2) «золотое руно» (древнегреч.);

3) начало фамилий двух писателей (совр.).

Краткий советский энциклопедический словарь

Аркадия Михайловича Арканова я знаю очень давно. Можно сказать, всю свою нынешнюю жизнь и отчасти предыдущую. Поскольку в предыдущей я, согласно гороскопам, был московской дворовой собакой, то до сих пор иногда смутно вспоминаю черноволосого мальчика Аркашу, тайком кормившего меня остатками своей еды в маленьком дворике в Мневниках. Еда была вкусной, мальчик — добрым и музыкальным. Протягивая кусочек, он всегда при этом говорил мне: «Голос!», но, прежде чем я успевал завыть, начинал отчаянно выть сам...

Так продолжалось это наше первое совместное творчество до 12 марта 1940 года. В тот день, по свидетельству очевидцев, пес, не выдержав ежедневных спевок с Аркашей, бросился под проезжавшую машину, а его душа, вылетев на свободу, тут же переселилась в мальчика Гришу, родившегося в московском роддоме.

С самого своего рождения я стремился еще раз встретиться с Аркашей, но, ввиду разницы в возрасте, мне трудно было его догнать. Едва я начал делать первые шаги, Аркаша уже пошел в школу. Я пошел в школу — он перешел в восьмой класс. Я поступил в медицинский институт — он в этот год его окончил...

Что было бы дальше, если б наша гонка не прервалась? Аркаша мог бы стать доцентом, я — ординатором, он — профессором, я — доцентом, он — академиком, я — министром здравоохранения и т.д. Страшно даже подумать, какой урон мы вдвоем могли нанести отечественной медицине!

Но помня первую заповедь клятвы Гиппократа «No nocere» — «Не навреди!», Аркаша решительно бросил этот бессмысленный карьерный бег, а заодно и медицину. Он зашел в баню рядом с 1-м Медицинским институтом, сел в парной на полку и поклялся там сидеть, пока я не окончу институт и не сяду рядом... Так оно и случилось через семь лет. Он принес пива, я достал воблу.. Мы сравнялись и в возрасте, и в пристрастиях, ибо в бане, как известно, все равны.

Как возникает потребность в соавторе? По-разному. Бывает, одна и та же интересная мысль приходит в две головы одновременно — и возникает совместное произведение искусства. Как это случилось с Бобчинским и Добчинским и их незабвенным «Э!..».

Иногда одному человеку в голову приходит только начало мысли, а конец ей способен придать другой. Так, между прочим, был написан «Коммунистический манифест» Маркса и Энгельса. По воспоминаниям родных, Карл Маркс придумал лишь слово «коммунистический», но совершенно не знал, к чему его можно применить... Он просто изводил родных и знакомых, повторяя бессмысленное «коммунистический что?.. коммунистический... чего?», пока его друг Фридрих не подсказал: «Да... «Манифест коммунистический»... Вот чего!.. Ей-богу, Карл, какой ты недогадливый!»

Так возникло их главное совместное произведение. (Между прочим, Маркс с той поры очень полюбил слово «манифест», которое с английского можно перевести как «денежный праздник», и Энгельса, у которого он всегда брал в долг и который, собственно, и был для него этим «мани-фестом»...)

Интересно отметить и то, что более важное для себя произведение, «Капитал», Маркс писал самостоятельно, тайком, без Энгельса, при этом с усмешкой повторяя по- немецки «Фройндшафт-фройндшафт, абер гельд зинг нихт цузамен!», что, как вы догадались, по-русски переводится как «дружба дружбой, а «Капитал» — врозь!».

Истоки нашего соавторства с Аркановым строились совсем на другой основе. Нам ничего не приходило в голову одновременно, и уж точно никто за другого не начинал и не заканчивал. Каждый из нас был в творчестве уникален, придумывал только свое гениальное произведение, но, в силу рано начавшегося склероза, тут же его начисто забывал. И тогда он бежал к соавтору, чтобы тот помог ему хоть что-то вспомнить...

Начало творческого процесса выглядело примерно так:

Горин (возбужденно). Аркан... помнишь, я тебе чего- то вчера интересное рассказывал?..

Арканов. Ты?.. Интересное? (Молча смотрит на соавтора. Задумчиво курит.)

Горин. Да! Чего-то про то... как один чиновник приехал в маленький город... а его все приняли за ревизора?..

Арканов. И что дальше?

Горин. Дальше не помню...

Арканов. Зря... (Задумчиво.) По-моему, я все где-то читал... Или писал?..

Пауза. Соавторы задумчиво смотрят друг на друга.

Так, мучительно борясь со склерозом, мы все-таки вспомнили три пьесы и две книжки юмористических рассказов.

Остальные наши совместные произведения вспомнились, к сожалению, уже другими писателями. (См. «Чонкин» Войновича, «Дядя Сандро» Ф.Искандера и другие шедевры, не написанные нами только в силу собственного маразма.)

В конце концов мы поняли, что надо расставаться, поскольку индивидуально забываться могло бы вдвое меньше, чем совместно.

Тогда я написал первую свою самостоятельно-склеротическую пьесу которую назвал соответственно: «...Забыть Герострата!»

Позже Арканов, естественно, утверждал, что придумал пьесу он и правильно она называлась «Забыть, Где Растрата!», но я уже этого не помню...

Незабвенный Зиновий Гердт как-то заметил одному из своих соавторов: «Видеть вас, мой друг, — одно удовольствие! .. Не видеть — другое...»

Мы расстались с Аркадием и жили в свое удовольствие отдельно друг от друга почти двадцать пять лет. Впрочем, это не совсем так. Ведь в сознании верных поклонников «аргонавтов» наши фамилии соединились навсегда, и с этим было очень трудно бороться.

Сколько раз на своих премьерах я слышал от зрителей: «А чего Арканов-то не вышел кланяться?» — «Да он это не писал...» — бормотал я. «Ну, это вы сами разбирайтесь, кто чего у вас писал... А кланяться могли бы и вдвоем... Билеты все-таки дорогие!..»