Николай Исаев - Юмористические рассказы

— Что она еще говорит? — интересуется Пал Палыч.

— Что не новичок, Пал Палыч, — объясняет Яблоков. — И работу сдает к сроку.

— Так… У всех все гладко и никаких проблем? — скептически подводит итог Пал Палыч.

— Проблемы есть, Пал Палыч, — не соглашается Яблоков. — Они возникают постоянно!

— Так?! — оживляется Пал Палыч.

— Но решение этих проблем осуществляется вот этими самыми руками. — Яблоков шевелит своими руками и добавляет: — Наших сотрудников.

— А я вот сейчас пойду и обойду всю лабораторию лично, — говорит Пал Палыч.

— И не пожалеете, Пал Палыч! — говорит Яблоков.

Очень часто после подобного разговора Пал Палыч действительно обходит лабораторию, но настроение у него уже не то. Он уже иначе — с отеческой улыбкой — смотрит на Бусова, осторожно — доброжелательно и тактично — беседует с Инной Григорьевной, которая, как заверил его Яблоков, разговора с ним — начальником лаборатории — ожидала спокойно и безмятежно.

Грозовой удар снят Яблоковым бесследно… Этот скромный мужественный человек скромно сидит на своем месте, и мы знаем, что в трудную минуту он за ту же свою скромную зарплату сумеет заменить каждого…

В последнее мгновение я вскочил в отходивший автобус. Я даже не успел разглядеть его маршрутного номера, и поэтому, как только автобус тронулся, я спросил соседа справа:

— Это 570 или 601?

Сосед пристально посмотрел на меня и сказал:

— Как вы сказали?

— Это 570 или 601?

— А вам разве не все равно?

— То есть как? — занервничал я. — Нет, мне отнюдь не все равно!

— А что же бы едете и не знаете на каком?..

— Но ведь вы тоже едете?!!

— Я-то еду не туда, куда вы, а вот вы меня просто удивляете. Едете и не знаете, куда и на каком номере.

— Во-первых, куда я еду, я знаю. Во-вторых, некоторое время все три номера автобусов едут по одинаковому маршруту, а уже потом разъезжаются в разные стороны… — И я, отвернувшись к соседу слева, спросил: — Простите, это 570 или 601? Или 612?

— Как? — спросил меня сосед слева.

— Я говорю, вот мы едем, а какой номер у автобуса?

— Да я не успел рассмотреть, еле вскочил, и поехали.

— Вот и я тоже. Прямо за всеми еле успел. Так что же вы будете делать?

— А я ничего не буду делать. Едем, и слава богу.

— То есть как же?

— Ну, поместились мы в автобус, так и на том спасибо — одно слово — час «пик». Тут уж не до тонкостей разных.

— От номера все-таки многое зависит, — неуверенно не согласился я.

— Да, это вы правильно говорите… Только нам все равно, как вот въедем в микрорайон, многие начнут выходить и нас вместе с собой высадят.

— А потом?

— А потом обратно я редко когда попадаю. На остановке — они заждались, они там покрепче нас будут. Я обыкновенно пешком потом иду, напрямик. Между домами.

— Да не слушайте вы его! — сказал третий пассажир. — Это 118-й номер.

— Как?! Разве здесь он ходит?

— Да вы не дослушали. А идет он по 612-му!

— Кто это вам сказал? — спросил четвертый пассажир.

— Сам видел. Сбоку.

— Так то сбоку. А на лобовом стекле 666!

— А чего это мне на лоб смотреть?! Я, слава богу, с задней площадки садился.

— А я с передней.

— А чего же здесь стоите?

— Снесло.

— Снесло… Не слушайте вы его — 612-й это.

Только я узнал, какой наш номер, как автобус въехал в микрорайон и на остановке, когда многие стали выходить, и я вышел. Обратно забраться не получилось, потому что ожидавшие автобуса оказались действительно поэнергичнее нас.

— Напрямую пойдем! — предложил мой бывший сосед слева. — Еще быстрей их дойдем. Между домами…

И мы пошли напрямую.

В ателье по пошиву мужской одежды решительно и нервно вошел молодой человек и резко встал напротив приемщицы.

— Узнаете? — твердо спросил он.

— Нет, — так же твердо ответила она.

— Я Игнатьев, — напомнил Игнатьев. — У меня здесь брюки. Мастер Бубенцов.

— Сейчас спрошу. — Приемщица вышла и минут через десять появилась с мастером.

— А-а! — узнал мастер Игнатьева. — Это вы.

— Да, это я, — корректно согласился Игнатьев.

— Да вам же брюки нужны! — сказал мастер.

— Да, — еще раз коротко подтвердил заказчик. — Квитанция 6612.

Минут через десять мастер вернулся, но один.

— Вчера еще были… Сам перекладывал.

— А сегодня? — еще не веря в случившееся, спросил Игнатьев.

— Сегодня найдем!.. Вот покурю малость. Куда они денутся. Уж если с осени не затерялись, чего им теперь сделается?

Заказчик немного успокоился.

— Брюки, брюки, — потягивая папироску, сказал мастер. — Вот говорите, а того не знаете, откуда они взялись, эти брюки-то…

— Знаю.

— Ну?

— Материал жена купила в угловом магазине.

— Эхе-хе, — вздохнул мастер. — Знаю, называется… Воины римских гарнизонов… в холодных для них условиях Галлии, в Британии заимствовали у местного населения штаны — «бракка»… В плаще да в тунике не больно послужишь-то. А?!

— Это интересно, — согласился Игнатьев.

— То-то интересно. А в средние-то века как?

— Как?

— Нижняя мужская одежда была камиза…

— Камиза…

— Сверх нее надевали котту… Ну, в середине четырнадцатого века она вышла из моды. Модной одеждой стал считаться… — пурпуан!

— Пурпуан.

— Короткая куртка с узкими рукавами, к которой крепились штаны-чулки. Ну, в эпоху Возрождения на рукавах куртки в месте сгиба делали разрезы. А иногда отрезали.

— Не понял, — признался Игнатьев.

— Прикрепляли у плеча к куртке шнурками.

— Зачем?

— Можно было к одной и той же куртке надевать различные рукава.

— А-а…

— Вот тебе и а-а. А в девятнадцатом веке в моде была «романтическая небрежность».

Услышав про романтическую небрежность, Игнатьев вспомнил про свои брюки.

— Найдем! Никуда не денутся, — пообещал мастер.

— А если брюки это… — застенчиво предположил заказчик. — То хоть камизу какую… А то я уж устал ходить-то.

— А что? — сказал мастер, распрямляясь. — Можем и камизу. У нас ателье «Индивидуального пошива». Спокойно можем и камизу.

Я попал на выставку молодых художников. Стал ходить по залам, смотреть на картины и читать под ними подписи. Больше всех меня заинтересовал человек, долго-долго стоявший перед одной картиной. Сразу видно, человек понимает живопись, а я за полчаса всю выставку проскочил.

«Надо будет тоже встать рядом, — решил я, — всмотреться, тоже, может, хоть что-то схвачу и до меня дойдет».

Я подошел к картине и стал внимательно смотреть на полотно. В пустой комнате стояла сломанная этажерка, кот сидел на полу, окно было раскрыто настежь. Внизу стояла подпись: «Гористая местность».

Я подошел поближе к нарисованному окну, но гор там и при ближайшем рассмотрении не виднелось. Настроение у меня упало. Вот же стоит рядом человек, наслаждается видом гористой местности целый час, а я стою рядом как пень и хоть бы один пригорочек заметил, хоть бы водонапорную башню разглядел.