Игорь Седов - Чуткость на голосовании

От такой новости Петр Иванович схватился рукой за сердце и, простонав: «О-о, ты опять, судьба-насмешница!», побрел в кабинет, к настенному шкафчику…

Подчиненные давно не видели Ивана Сергеевича в таком возбужденном состоянии. Обычно спокойный, невозмутимый, тактичный, он на этот раз выходил из себя.

— Нет, это черт знает что такое! Форменное безобразие! Хулиганство какое-то! Так напиться, да еще в рабочее время. Если бы сам не видел — не поверил бы. Дошел до ручки этот Бурыкин! Нечего сказать. А еще называется работник областного масштаба. Растили, растили его, вырастили до старшего инспектора. А он… Позор на весь коллектив! Товарищ Грохотов, вы мне подготовили сводку?

— Пожалуйста, полюбуйтесь: три простых, два строгих, пять с последним предупреждением. Всего десять, а мотив один: «систематическое пьянство», «появление в нетрезвом виде», «злоупотребления на почве пьянки» и так далее в том же духе. Решайте, Иван Сергеевич, решайте…

— Пригласите ко мне товарища Пинчука.

Когда в кабинете появился председатель месткома, Иван Сергеевич разразился новой пространной тирадой против пьяниц и их пособников-либералов.

— Как хотите, товарищ Пинчук, а я этого пьяницу-дезорганизатора Бурыкина увольняю. Увольняю — и баста! Мне, знаете, надоели постоянные звонки о нем: то из нарсуда, то из вытрезвителя, то еще неизвестно откуда… А мы ведь как-никак областная организация, хотя и называемся конторой… Сами людей призваны воспитывать. А одного не смогли отучить от рюмки. Эх! Сознаюсь, сам либеральничал, но вы, товарищ Пинчук, мало, прямо скажем, мало работали с Бурыкиным по профсоюзной линии. Ну, это, так сказать, учтите на будущее. А вас, товарищ Грохотов, прошу срочно подготовить приказ об увольнении. Без выходного пособия. Надо, наконец, избавить наш здоровый коллектив от этого инородного тела!

На следующее утро предместкома заглянул к Ивану Сергеевичу и поинтересовался судьбой приказа об увольнении Бурыкина.

— Какой приказ? — изумился Иван Сергеевич. — Ах, тот самый… о Бурыкине… Да вы знаете, с кем он пил? Вам сие неведомо? Так я и знал. Он пил с самим… одним словом, с нужным и полезным нам человеком. Бурыкин здесь ни при чем. И платил не он, и наливал не он. А мы еще хотели его уволить… Как бы мы некрасиво с вами выглядели, товарищ Пинчук. Хорошо, что я успел изменить свое решение. А вы уж там поработайте с Бурыкиным по профсоюзной линии. Авось, образумится?

Когда человек в расстроенных чувствах, то его лучше не трогать. Оставить одного на короткое время или дать почитать фельетон местной газеты. Успокаивающе также действуют ловля хариусов на глубоководном озере Байкал и лыжная прогулка в высокогорной местности, например в Бакуриани.

Поправке чувств помогает и лист белой бумаги. Можно сесть за стол, вынуть ручку и спокойно сочинить на кого-нибудь жалобу.

Вот за этим доступным каждому образованному человеку делом и застал своего друга в гостинице Саша Гаевой. Между друзьями состоялся оживленный разговор.

— Почему ты торчишь здесь? Почему не уехал с ребятами?

— Саша, пожалуйста, не шуми. Ты знаешь, что мне вредно волноваться. А в этом городе нервничать приходится на каждом шагу. Буквально. Что ни шаг, то нервы… И вдобавок эта безобразная сцена… В центре города… Моя совесть не может молчать. Мой долг молодого гражданина — дописать эту жалобу.

— Какую тему взял за основу?

— Плохое милицейское обслуживание трудящихся. Я здесь не живу. Мы здесь проездом… чужие. Но значит ли это, что я должен молчать? Покрывать безобразие? Пусть-ка там пристегнут кого надо! И как следует! Распоясались!

— Кто, милиция?

— Не милиция, хулиганы распоясались, а милиция в стороне. Сам видел.

— Где?

— Недалеко отсюда, у автобусной остановки. Понимаешь, привязался к девушке парень. Не парень, а сморчок. Шкет плюгавенький. Щелкни его раз по носу — он и с копыт долой! А пристает. Милиции нет, он и хулиганит. А кто с ним связываться станет? Кому, скажи, охота рисковать, раз милиции нет?

— Ну, а потом?

— Убежала от него девушка. Так он за газировкой полез, детей растолкал. С продавщицей сцепился. Думаю: ну, сейчас милиции как раз впору вмешаться. Пятнадцать суток верняком схватит. Никого!

— Как же дальше развивались события?

— По плану, по его хулиганскому плану. Женщину толкнул, та чуть не упала. С мальчишки кепку сорвал. Плюется, ругается. И все на моих глазах. А мне расстраиваться вредно. Но приходится переживать. За кого? За милицию. Но он и без милиции нарвался. Получил свое. Сунулся к одному пареньку закурить, а тот… тот дал ему прикурить. Прямым… Классный удар! Как на ринге. Рухнул этот тип на урну, а паренек руки платком обтер и пошел не оглядываясь. Проучил наглеца! Будет помнить.

— Все ясно! Инцидент исчерпан — и быстро одеваться! Опаздываем на тренировку. Мне уже несколько раз звонили. Ждут… Не забывай, что ты первая перчатка. Честь команды на тебе держится.

— Не нравится мне у вас, Никодим Спиридонович. Надоело. Год живу, а ни для души, ни для сердца… удовлетворения не получаю. Разве это жизнь?

— Оно, конечно, житье-бытье наше по-разному построено. Кому что. Кому поп, кому попадья, а кому и попова дочка! Желательно лучше, да мы, слава богу, и тем довольны. Сыты, обуты. И для других куском не прячемся. Конечно, вы человек с образованием. Оно, может, через ваши понятия вам и скучно бывает. Что поделаешь? Служба ваша такая… Мириться надо, батюшка…

— Не для того я образование получал, чтобы прозябать в вашем захолустье. Да что говорить! Телевизора нет, ванной тоже. В городах — театры, закусочные-автоматы, разные другие развлечения. Уеду отсюда!

— Воля ваша, Александр Семенович. С колокольни-то, стало быть, виднее. Только грешно вам на нас обижаться. Чем богаты, тем и рады, заботимся о вас, Александр Семенович. Что же клуба касается, то, извините, сами посещать не желаете. Сторонитесь культурных развлечений. А у нас не хуже, чем у людей. И кино, и лекции, и разная другая наглядная агитация.

— Заботитесь… Не хитрите, Никодим Спиридонович! Заботятся… Дровишек подвезут — вот и вся забота. Дома-то у меня тоже не роскошь. Из наших кто заезжает — удивляются. «Бедновато, говорят, живешь, Александр Семенович!»

— Что-то я вас не пойму. Грешно вроде на бедность жаловаться. Вам и натурой идет, и деньгами…

— Деньгами?! Тоже мне, нашел деньги. Или вы наладили ежемесячное авансирование колхозников, как это у добрых хозяев заведено? Переведусь в другое село — помянете меня добрым словом. И наплачетесь еще. Попробуйте найти еще одного такого дурака вроде меня! Обыщетесь!