Игорь Седов - Чуткость на голосовании

— Все знаю. Что вы меня уговариваете? Сесть пригласили, по фамилии назвали. Но я не понимаю, зачем элементарной вежливостью прикрывать волокиту и бюрократизм? Скрывать от общественности свои вопиющие недостатки. Оправдываться… Терять лицо руководителя… На вас уже сейчас лица нет, а прием только начался.

— Слушайте! В конце концов идите и…

— Идите, в смысле уходите? А почему я должен уходить, не разрешив вопроса? А потом снова приходить?

— Идите и возьмите заявление. Ваше заявление в приемной.

— Ну, конечно. Но зачем мне приемная — брать заявление без вашей резолюции? Без вашей подписи оно недействительно. Подпись ваша нужна, понимаете?

— Заявление мною рассмотрено и подписано.

— Гм… Когда вы успели его прочитать? Я вам вчера заявление, вы мне сегодня резолюцию?

— Не сегодня, а вчера еще подписал.

— Гм… Одним росчерком пера? А к чему такая поспешность? Не побеседовав со мной, не вызвав заинтересованных сторон, глубоко не разобравшись в сути, вопроса? Отписаться одним росчерком пера? И это на пятом году текущей семилетки!

— Забирайте ваше заявление и уходите!

— Легче всего сказать: забирайте и уходите. Но я не понимаю, куда мне теперь идти? Кому жаловаться на вас? Ничего не понимаю. Вы мне не подскажете, а?

— Черт побери! Ваша просьба удовлетворена. Чего еще надо?

— Странно. Не понимаю…

Лектор кончил говорить, и ему сразу стали задавай вопросы. Вопросы были такие:

Могут ли муж и жена работать в одном учреждении?

Сколько кормовых единиц содержится в центнере гороха?

Кто написал песню о геологах?

Есть ли жизнь на Марсе?

На каком языке говорят племена балуба и лунда?

Что такое «стоп-книжка»?

Назовите основные произведения Аристотеля.

Почему соловьи поют в мае?

С каких лет надо приучать ребенка к труду?

Раскройте идейное содержание пьесы Чехова «Вишневый сад».

Когда будет цветное телевидение?

Можно ли совмещать занятия музыкой и боксом?

Где купить самоучитель современных танцев?

Чем отличается формализм от абстракционизма и наоборот?

…Лекция называлась: «О любви и дружбе».

К обыкновенной точности мы как-нибудь привыкли. Привыкли вовремя заканчивать свой рабочий день, «закругляться» на собраниях, приходить в гости раньше хозяев дома. Привыкаем ценить свое и чужое время.

…Закрутихин же отличался необыкновенной точностью. Потрясающей точностью: «Не минута в минуту, — говорил он, — а секунда в секунду — наш девиз!»

И ему, представьте, удавалось с точностью до одной секунды фиксировать свои взаимоотношения с человечеством. «Вчера, — говорил он, — в пятнадцать часов двадцать восемь минут и тридцать секунд по местному времени я встретил на улице своего давнишнего знакомого. В пятнадцать часов тридцать семь минут и ноль пять секунд московского времени мы расстались, обещав побывать в гостях друг у друга. На эту радостную встречу я затратил в общей сложности восемь минут и тридцать секунд».

Он точен не только на улице. Он всесторонне пунктуален в личном бюджете времени, стремясь добиться максимальных результатов при наименьших затратах.

В восемь тридцать он уходит из дому.

Десять минут отводит газетным витринам.

В очереди за папиросами стоит шесть минут.

За две минуты знакомится с содержанием рекламных щитов.

Три минуты отводит на обмен приветствиями со встречными знакомыми.

В минуту узнает о своей очереди на холодильник «Саратов-II» и записывается на холодильник «ЗИЛ».

С хозяйственными поручениями жены управляется за тридцать минут.

Ругается с продавщицей восемь минут.

Полминуты пишет жалобу на директора магазина за очередь у кассы.

В течение двух минут покупает билеты на вечерний киносеанс.

Пятнадцать минут отдыхает в сквере.

Всего десять секунд тратит на сверку своих часов с московским временем.

…опаздывает на работу с ежедневной точностью до одного часа двух минут и восемнадцати секунд.

Все хорошо в меру.

А не в меру?

Расскажу такой случай.

Городской слет друзей книги. В зале — пожилые и молодые, в красных пионерских галстуках и галстуках обыкновенных, с модными и скромными прическами.

Сначала говорили. Горячо и взволнованно. Со знанием дела. Говорили о делах книжных. Считали. То есть раскидывали сумму проданной литературы на душу населения и радовались, когда получалось много, искрение огорчались, если выходило мало.

А потом стали вручать награды и преподносить подарки. На сцену, на свет прожекторов, поднимались энтузиасты из народных книжных магазинов, школьники-книгоноши. Не обошлось и без завзятых книголюбов пенсионного возраста. Были восторженные овации зала, были улыбки. Много улыбок. Улыбались в президиуме, улыбались в зале, улыбались те, кого чествовали.

Многим запомнился высокий, черноволосый молодой человек. Когда он выступал, а он выступал одним из первых, то говорил тихо и спокойно. А перед тем, как заговорить, — улыбался. Улыбался не насмешливо, не фасонисто, а как бы объясняя: «То, что скажу, для вас не станет открытием Америки. Возможно, у вас лучше дело поставлено. Но мы собрались здесь ради одной общей цели, и я поделюсь с вами своими мыслями».

Был он инженером и руководил, конечно, бескорыстно, заводским книжным магазином.

Потом ему первому вручили Почетную грамоту вышестоящей профсоюзной организации. Принимал он грамоту со своей хорошей улыбкой.

Когда стала награждать Почетными грамотами другая, уже нижестоящая профсоюзная организация, его опять назвали. Улыбался он несколько смущенно.

Началось вручение нагрудных значков. И нашему инженеру снова пришлось открывать шествие на сцену награжденных. Он взял значок без улыбки. Он не улыбался.

Едва придя в себя от трех наград, он снова услыхал свою фамилию после не блещущих новизной и свежестью слов приказа: «За добросовестную и активную работу по распространению среди трудящихся различных видов литературы награждается ценным подарком товарищ…»

Инженер, наверняка, укреплял свой организм гимнастическими упражнениями с последующей водной процедурой. Он нашел в себе мужество подняться на сцену, выслушать поздравления и благополучно спустился в зал с ценным подарком в руках. Об улыбке, как говорят в одном южном городе, не может быть и речи.

Улыбка… Кому как, а нашему скромному молодому инженеру в этот вечер было явно не по себе. Не по себе от обилия наград, от вдохновляющих рукопожатий, от четырехкратного туша, исполненного оркестром в честь его скромных заслуг на книготорговом фронте.