Олег Батлук - Мистер Эндорфин

Я благополучно, за три с половиной часа, зарегистрировался, выдав системе всех своих родственников до пятого колена и предъявив анализы мочи за последние десять лет, и был с фанфарами зачислен в одну из команд.

Я размял пальцы, точь-в-точь Мацуев перед фортепиано, и уже собирался заварить себе чайку в ожидании начала битвы, как вдруг осознал, что битва уже пять минут назад началась. По экрану истерически мелькали разнообразные мифические создания. Я взялся за мышку и осторожно повел своего персонажа, брутального лучника, по экрану.

В «League of Legends» существует внутренний чат. С его помощью игроки общаются друг с другом. В этом чате мне почти сразу пришло сообщение:

«Ты почему, придурок, нам не помогаешь? Ты чего, упырь, там делаешь? Цветочки, дебил, нюхаешь?»

Мой корреспондент не озаботился знаками препинания (война же все-таки) и написал мне все это в режиме джойса, щедро приправив грамматическими ошибками.

Своим вопросом брат по виртуальному оружию поставил меня в затруднительное положение. Я не знал, как лучше ему ответить. Дело в том, что я действительно нюхал цветочки. В буквальном смысле. Точнее не я, а мой персонаж, брутальный лучник.

Попав внутрь игры, я аж ахнул от восхищения. Вокруг загадочно гудел древний лес, неверные тени колдовали под кронами, диковинные растения тянули ко мне свои тонкие пальцы. И все это под медитативную музыку. А я же человек впечатлительный. Естественно, я моментально впал в эстетический транс и вместо смертоубийства антиподов принялся медленно перемещать своего лучника от дерева к дереву, от цветка к цветку. Через минуту от моего кровожадного головореза не осталось и следа: по экрану порхал пылкий менестрель. Он романтично блуждал взглядом по сторонам, осматриваясь и даже любуясь. Возле озера, курящегося розовым, мой лучник почти потерял сознание от экстаза: так там было красиво. А в это время моих товарищей по команде в другом месте игровой карты, за десятки виртуальных километров от озера, цветов и деревьев, беспощадно истребляли враги. Кровь лилась рекой, отрезанные руки и ноги складировались в штабели: товарищам было не до романтики. Оказалось, в этой «League of Legends» на счету каждый игрок и каждая секунда времени.

Осознав глубину своего предательства, я вышел из игры. И тем самым, по меркам «League of Legends», совершил еще большее преступление. Ведь до окончания битвы покидать игру категорически запрещено: этим я поставил под удар свою недорезанную команду и мир во всем мире. Система не преминула немедленно сообщить мне об этом. А также о том, что я забанен по IP до третьего колена.

Я сидел перед компьютером, потерянный, и пытался представить, что в ту минуту творилось с другим членом нашей команды, моим собеседником в чате. Тем, который отважно бился за меня с врагами. Тем, которого по моей вине топтали ногами злобные орки. Ведь система немедленно доложила ему, что я не только проигнорировал его сообщение, но и банально смылся с поля боя.

Этот несчастный должен был как минимум лежать на своей клавиатуре с инфарктом. Хорошо, что основная аудитория «League of Legends» — школьники. А у школьников инфарктов не бывает.

Неприятно чувствовать себя динозавром. Глаза загребущи, а ручки коротки, и ходить тяжело: сзади постоянно что-то мешается.

Старый конь борозды не портит. Потому что он в ней лежит.

В начале 2000-х я купил в Лиссабоне портвейн.

Портвейн не совсем обычный: бутылка была моей ровесницей, 1975 года.

Долгие годы она стояла у меня дома на самых выставочных местах, за стеклом.

На каждой попойке тире празднике тире все-таки попойке друзья неизменно интересовались, когда же я этот раритетный портвейн открою.

А я в ранние годы вел довольно расхристанный образ жизни, жил с фундаментом набекрень, и все системообразующие события были у меня впереди.

Сначала я отвечал, что на тридцатилетие.

Потом, что на свадьбу.

Затем, что на рождение ребенка.

Вариантов было множество. Я не предусмотрел лишь одного: что однажды я брошу пить.

Бутылка до сих пор со мной, за стеклом.

Теперь мы стареем параллельно.

С возрастом эндорфины выветриваются даже оттуда, где их концентрация максимальна — из Нового года. В моем случае этот канонизированный в России праздник с годами сдулся, словно гигантский телефон из знаменитой миниатюры «Асисяй»: я сидел перед желтой тряпкой, по которой уже было невозможно дозвониться в детство.

В одну из особенно бесснежных и чернеющих воронами зим я решил войти в Новый год на цыпочках, чтобы не спугнуть праздник в душе.

Вдоль дороги, ведущей к пансионату, лежал снег, что для декабря было довольно странно. При нынешнем климате снег зимой в Москве скоро можно будет увидеть только в морозилках.

На стойке регистрации женщина с навечно уставшим лицом, какие обычно носят женщины на стойках регистрации подмосковных пансионатов, спросила, на каком этаже я бы хотел получить номер.

«А что, есть выбор?» — поинтересовался я.

«Да, — ответила женщина грустно, как будто выбора не было, — можно на первом».

Потом вздохнула и добавила:

«Можно на втором. Можно на третьем. Можно на четвертом. Можно на пятом…»

Это был большой, многоэтажный пансионат.

«…Можно на шестом. Можно на седьмом. Можно на восьмом».

За спиной женщины я заметил стройные ряды ключей в специальных ячейках (это был пансионат еще советских времен, и там пользовались обыкновенными ключами).

«А где вид получше, не подскажете?» — спросила жена.

«На первом хороший», — ответила женщина.

Потом вздохнула и добавила:

«На втором. На третьем…»

«Я понял, спасибо, давайте восьмой», — прервал ее я.

Моя ставка на безлюдность сорвала джекпот: в пансионате, кроме нас, не было ни души.

Мы втроем с женой и сыном Артемом завтракали, обедали и ужинали в огромном ресторане с колоннами, где добрые эльфы сервировали для нас шведский стол, в гордом одиночестве. «Добрые эльфы», потому что персонала нигде видно не было.

Мы гуляли по огромной территории с соснами и елями, и с каждой новой прогулкой сосны и ели обступали нас все плотнее.

Артем катался по длинным коридорам пансионата на самокате.

Наше авто сиротливо ютилось на гигантской парковке.

Все складывалось прекрасно, но меня не покидало чувство тревоги.

Ощущение дежавю пробегало вдоль позвоночника холодными лапками.

Эта идиллия мне что-то напоминала. Отчаянно напоминала, до зубной боли.

И на третий день я вспомнил.

«Сияние».

Фильм Стэнли Кубрика по Стивену Кингу с Джеком Николсоном.