Михаил Левитин - Возлюби ближнего!

— Фи, — пискнула не отстававшая от меня скумбрия, — это же женщина, девчонка… Вот уж урод… ни хвоста, ни жабр, ни плавников… Тю!

И снова голос скумбрии мне показался отвратительно писклявым. Еще бы минута — и она продолжала бы свою речь уже в моем животе.

К счастью для нее, скумбрия вдруг резко изменила свое мнение.

— А девчонка и в самом деле ничего… Особенно глаза… Точь-в-точь как у одного моего знакомого леща…

Но мне уже было безразлично, что болтает скумбрия. Я плыл рядом с человеком. С человеком, которого только что спас.

Неудивительно, что, задумавшись, я сразу не расслышал, что скумбрия просит меня остановиться.

— Вы бы хоть предупредили, что туги на ухо! — возмутилась скумбрия. — За вами ведь люди плывут! Оглянитесь… Да левее, левее!

— Наверное, та самая, которую вы назвали девчонкой? — спросил я.

Скумбрия загадочно дрыгнула хвостиком и вдруг, страшно волнуясь, закрутилась на одном месте.

— Это не она, и не те, с которыми она плыла… Эти совсем другие… И ласты у них какие-то удлиненные, и ружья…

Не успел я обернуться, как вдруг почувствовал в левом плавнике острую боль…

— Они подбили вас! — закричала скумбрия. — Всплывайте!.. Всплывайте скорее! Они хотят накинуть вам на голову железную сетку!

Но и это предупреждение запоздало. Всплыть я, однако, не успел.

Какое-то время я, вероятно, находился без сознания. Потом я вдруг почувствовал, что с меня стаскивают сетку и я лежу на спине, а вокруг столпились люди. Теперь я уже мог не только видеть, но и слышать. Ближе других оказалась та самая, уже знакомая мне аквалангистка, и по ее улыбке мне стало понятно, что самое опасное позади.

Первое, что я услышал, был голос скумбрии.

— Поздравляю с благополучным исходом этой заварухи, — сказала она. — Вам повезло. Не вмешайся она в ту минуту, вы бы уже были в руках этого толстопузого охотника за дельфинами.

Не понимая, о чем она говорит, я попросил ее рассказать мне обо всем, что случилось, более связно и менее сухим языком.

Но надо знать скумбрию, чтобы понять: если уж она решила высказать переполнившие ее чувства, то остановить ее может только острый крючок опытного рыбака.

— Да вы знаете, что это за девчонка? — продолжала она свой монолог. — Да случись со мной что-нибудь подобное — я бы ради нее сама не знаю что бы сделала! Вот прикажи она мне прыгнуть на раскаленную сковородку, и я бы прыгнула. И поджарюсь даже без капельки масла. Вот на что я ради нее способна!

Высказав свой восторг, скумбрия перешла уже на более понятный и деловой тон.

— Ваш плавник уже смотрел доктор, — сообщила она, — и сказал, что пуля задела только кожу.

А на причале людей становилось все больше. Я, конечно, не понимал, о чем они так оживленно говорили, но обратил внимание, что больше всего горячились два человека. Известная мне аквалангистка и какой-то кругленький человек, похожий на объевшегося муксуна. Это и был тот самый человек, который стрелял в меня и накидывал сетку.

Ах, как мне хотелось понять, о чем сейчас так разгоряченно кричала моя аквалангистка этому кривоногому негодяю. После нескольких неудачных попыток ему все же удалось прорваться ко мне, и даже снова связать мои плавники. Но в эту секунду пошли в наступление друзья моей аквалангистки. В результате одной такой схватки толстобрюхий лежал на спине, связанный той самой длинной цепью, которой он намеревался связать меня.

— Ай какая девчонка, ай какая умница! — не унималась скумбрия. — Я уж не знаю, кто тут кем кому приходится, — закончила она свою речь, — но одно ясно, что, не будь этой самой аквалангистки, вам бы, голубчик, пришлось бы ничуть не лучше той акулы, которую, кстати сказать, еще даже не начали потрошить!

Ничто так не способствует расширению кругозора и получению новых знаний, как длительное путешествие.

Так говорили мой дед и отец, так повторяю вслед за ними и я, на чью долю выпало испробовать не только пресную влагу многих рек, но и крепко посоленную воду Черного моря.

К концу своего путешествия из Атлантики в Средиземное море я уже великолепно понимал хриплую скороговорку морских ежей и невнятный шепот медуз.

В спокойную, безветренную погоду, после хорошего завтрака меня чаще, чем прежде, тянуло к солнцу. А уж это, как знал я с детства, самый точный признак дельфиньего возмужания.

После схватки с акулой и знакомства с людьми прошло уже достаточно много времени, но чем дальше я уплывал от места поединка, тем чаще вспоминал об этом знаменательном дне.

Плавая в прибрежных водах, я почему-то ждал, что обязательно встречу свою знакомую аквалангистку.

С точки зрения дельфина, постоянное пребывание в воде — нормальное состояние каждого живого существа. «Так почему бы, — думал я тогда, — этой самой аквалангистке не быть сейчас где-то поблизости от меня?»

И я снова и снова возвращался в Атлантику. Осознав наконец всю бесполезность моих поисков, я решил побывать в Средиземном море, а уже оттуда двинуться проведать мать и отца.

Но и тут, минуя причудливые изгибы Дарданелл, я ловил себя на том, что продолжаю думать о своей аквалангистке.

Особенно мне запомнился ее голос — веселый и немного резковатый, как у беззаботных марокканских сардинок. И хотя доносились до меня голоса очень даже похожие, но, всмотревшись в лица их обладательниц, я сразу же убеждался, что это не она. И тут я в тысячный раз говорил самому себе, что, пока я не научусь понимать язык людей, до тех пор поиски мои обречены на неудачу.

В Средиземном море я расспрашивал всех мало-мальски осведомленных дельфинов, не знают ли они кого-нибудь, кто мог бы научить меня хотя бы немного понимать человеческую речь.

Почти все советовали мне обратиться к одному ученому кашалоту.

Этого кашалота я отыскал быстро. Посчитав меня за любопытствующего невежду, он долго плел всякую ерунду, не поинтересовавшись даже, зачем, собственно, я к нему приплыл. Я сразу понял, с кем имею дело. Этот кашалот, на поверку, оказался диким хвастуном и воображалой.

К ученым он себя причислял на том основании, что когда-то проглотил натощак плавучую культбазу вместе с библиотекой, в которой насчитывалось полторы тысячи книг.

Книги, по словам кашалота, были на редкость ценные и все очень аппетитные, в матерчатых вкусных переплетах.

На этом основании он объявил себя самым начитанным морским животным. Однако, судя по его разговору, проглоченная библиотека состояла сплошь из кулинарных книг. Я понял это сразу, как только он пустился в длинные рассуждения о пирогах с грибами и курином ризото в соусе а-ля миньер…