Михаил Левитин - Возлюби ближнего!

Устраивало Кореньева и еще одно преимущество: отлов производился в специальном фургоне, запряженном парой одров, и на обратном пути кучер, видя, что ловец окончательно упился, укладывал его спать тут же, в фургоне, и отвозил домой.

К сожалению, и здесь Кореньев не удержался. То ли в этом маленьком дальневосточном городке сильно снизилось количество безнадзорных собак и кошек, то ли чересчур увеличились ряды алкоголиков, желающих занять доходное и спокойное место, но Кореньева уволили, и его потянуло в город Дымск, где всем желающим приехать туда на работу предоставлялись подъемные и гарантировалась весомая надбавка за климат и отдаленность от центра.

Тогда Дымск привлекал взоры не только романтиков, но и просто желающих в кратчайшие сроки решить проблему собственного материального благосостояния. Эта категория прибывающих была далеко не однородна. Основное ее ядро составляли так называемые «крепкие мужики», давно уже потерявшие связь с семьями и сельским хозяйством, но почему-то сохранившие в своем сознании одну из характерных черт дореволюционного крестьянина: они были дюже жадны до денег и если не копили свой капитал в кубышках, то только по двум причинам: или нечего еще было копить, или они считали куда более выгодным и надежным хранить свои деньги в сберегательной кассе, твердо усвоив, что «срочный вклад дает доход — три процента каждый год».

Изучив все законы, инструкции и позднейшие изменения в них о предоставлении особых льгот, тарифов и надбавок для лиц, прибывающих на работу в районы вечной мерзлоты, а равно и в районы многовековой засухи, эти люди работали в полную силу, позже выписывали свои семьи, и случалось даже, что из этой плеяды впоследствии вырастали настоящие мастера. Но были в числе прибывающих и рыцари длинного рубля, этакие «перекати-поле» — те, кто привык измерять уровень жизни уровнем потребления спиртных напитков. Девиз их на редкость несложен: чем больше денег — тем больше водки.

Среди этих персон «нон грата» можно было встретить рядом с этаким отпетым «динозавром», кроме этикеток на водочных бутылках не прочитавшим ни единой строки, просто недоучек, махровых бездельников, беспечных попрыгунчиков. Были тут и выходцы из добропорядочных семейств, взлелеянные бабушками и дедушками, привыкшие получать все блага по первому требованию и никогда не заработавшие себе даже на сто граммов хлеба. В отличие от «динозавров», они кое-что читали, кое-что смотрели в кино, вращались в тех самых кругах, где «все знают из достоверных источников», где ведется свой неофициальный табель о рангах, где одних величают «прогрессивными», а других «реакционерами», где, желая оправдать свое дремучее невежество, вечно ссылаются на «перегруженность информацией».

В этой среде людей не делили на хороших и плохих, достойных и недостойных. Тут в обращении был другой эталон: не тунеядцы и труженики, не умные и глупые, не образованные и невежды, а пьющие и непьющие!

Давно застрявшие в отдаленных городах, пропившие все, что можно пропить, эти люди нигде не работали и в поисках выпивки толпились у пивных киосков, в забегаловках, «соображали» на любое количество, клянчили гривенники и часто собирались у кого-нибудь из своих покровителей на квартире.

Чтобы избежать участившихся разговоров в милиции, Геннадий Кореньев поступал куда-нибудь на любую неутомительную должность, добывал очередной штамп о работе, но, продержавшись до первой получки, увольнялся за прогул или по собственному желанию.

Когда его журили за нехорошее поведение, Кореньев пускал слезу, клялся, что будет жить по-честному и перестанет тунеядничать.

Над ним брали шефство, ему выдавали ссуды, пускали шапку по кругу, чтобы собрать на экипировку, покупали сапоги, погашали его задолженность по квартплате — господи! чего только не делали добрые советские люди, дабы гражданин Кореньев Геннадий Ричардович, стольких-то лет, смог наконец начать жить по-человечески!

Чем чаще Кореньев увольнялся с работы, тем больше он опускался. Если раньше Кореньев работал нехотя, но все-таки работал, то теперь, под влиянием ежедневных пьянок, одно слово «работа» вызывало у него отвращение.

Сейчас уже трудно понять, как этот молодой человек, обладатель пусть и не очень ярких способностей, учившийся в школе, откуда, по статистическим данным, вышли два героя войны, семь докторов наук, десять педагогов, двадцать шесть инженеров, один артист и сорок восемь отличников производства, — как среди столь прекрасных, полезных растений вымахал этакий, извините за выражение, чертополох?

Чтобы ответить на этот вопрос, следует остановиться на детстве Кореньева.

Воспитала Кореньева мать. Она без конца внушала, что все ему на свете чужие, кроме нее одной. Вечно обозленная своими любовными неудачами, она пристрастилась к вину, наливала рюмочку «слатенького» своему Геночке, и неудивительно, что день получения сыночком паспорта они оба отпраздновали в вытрезвителе.

К своему совершеннолетию Кореньев уже слыл искусным умельцем пить без закуски и сиротой, живущим на деньги от реализации вещей, оставшихся после скоропостижной смерти матери.

Время от времени на очень короткие сроки Кореньев становился то подручным слесаря, то строителем, то просто канцелярским работником, а целых два месяца даже служил в местном оперном театре в качестве фигуранта.

Иногда его видели в толпе прислужников хана в балете «Бахчисарайский фонтан», иногда же, будучи одетым по моде девятнадцатого века, он изображал гостя помещицы Лариной…

К двадцати пяти годам Кореньев женился. Браком своим он был доволен: жена его получала вполне приличные алименты от двух предыдущих мужей.

Но когда детей по суду отдали на воспитание отцам, жена поняла, что надо самой идти работать. Ждать какой-нибудь помощи от пьющего Кореньева бесполезно.

Обнаружив однажды, что Кореньев пропил ее выходное платье, жена ушла от него к родственникам.

А буквально через несколько дней Кореньев уехал в Дымск, послав с дороги жене письмо, в котором клялся в любви до гроба и обещал возместить причиненный им ущерб.

Ответа на свое послание Кореньев не мог получить по той причине, что не указал своего адреса, опасаясь, как бы его бывшая жена не нагрянула в Дымск.

В Дымске все складывалось для Кореньева более чем удачно. Строительство, куда он завербовался, по каким-то причинам законсервировали. Пока выяснялось, будет ли оно вестись или же его переведут в какую-нибудь другую отдаленную область, Кореньев регулярно получал зарплату и каждый день осваивал новые питейные точки. В одной из них он познакомился с Гарри Курлыкиным.