Михаил Левитин - Возлюби ближнего!

Новый почтальон по ошибке опустил газету не в тот ящик, и опровержения так никто и не прочел.

Ну что ж, пришлось самому Василию Георгиевичу пересказать жене содержание заметки. А когда он дошел до того места, где упоминается его имя, Агния Прохоровна заплакала счастливыми слезами, вышла в коридор и громогласно заявила, что она никогда не сомневалась в благородстве своего супруга.

— Гордитесь! — выкрикивала уже окрепшим голосом Агния Прохоровна. — Это же герой! Мы все должны гордиться им! Все до одного!

Вскоре родитель близнецов, раскачивающихся в своем многосемейном кабриолете, появился в коридоре, и его мигом откомандировали на почту достать номер газеты.

Все остальное проходило уже без Василия Георгиевича. После окончания своей основной работы он получил на обувной фабрике новую модель ботинок.

Когда же он вернулся домой, его обдало ароматом сразу трех пирогов: с капустой, с черникой и яблочной ватрушки.

Обеденный стол был накрыт на пятнадцать персон. И среди этих персон на почетном месте восседала Елизавета Антоновна Балановская со своим мужем.

Похожая на цыганку, стройная, черноглазая и грациозная Регина понравилась руководству ансамбля, и ее зачислили в штат на должность солистки.

Кроме нескольких песен на цыганские темы и коллективного цыганского танца, ничего цыганского в ансамбле не было. Не было также и самих цыган, если не считать старика гитариста. Он почему-то пел и разговаривал только на языке эсперанто. Но зато более ярких, цветастых и по-настоящему цыганских костюмов не носили даже самые коренные цыгане.

В клубе, где ансамбль подолгу готовил свои программы, висела стенгазета под зовущим энергично-ритмичным названием: «Бейте в бубны!»

Почти все опубликованные материалы были посвящены одному, очевидно наиболее вопиющему вопросу, сформулированному так: «Мы не хотим кочевать».

Речь здесь шла о преимуществах оседлой жизни и необходимости постройки собственного стационара. При этом ссылались на удачный опыт стационарной работы известного цыганского коллектива.

«Время таборов прошло, — писал один из корреспондентов, — у многих дети, их надо учить, кроме этого — по данным месткома — среди ансамблистов непомерно выросло число радикулитчиков, а если еще прибавить количество артистов, занимающихся в вечерних и заочных учебных заведениях, то выходит, что частые разъезды приносят большой вред».

Ознакомившись со стенгазетой, Регина хотя и не возражала против таборного кочевья, тем не менее обрадовалась, что часто кочевать не придется и она сможет лучше устроить свою стационарную жизнь с Кореньевым. Они даже решили пойти в загс, как только «двинутся тетины дела». Но из Москвы вернулся Гарри, и все пришлось обдумывать наново.

Гарри был сильно огорчен результатами дорогостоящей поездки. Он еще больше расстроился, застав в доме Регину. Гарри рассчитывал найти пребывающего в полном одиночестве приятеля.

— Вот уж кого не ждал увидеть… Вы-то какими судьбами? — с нескрываемым недовольством спросил Курлыкин.

— Вернулась в родной Дымск, — объяснила Регина и, заметив, что Гарри не решается начать свой отчетный доклад, предупредила: — Вы можете не стесняться… Я жена Геннадия… Не та, что в прошлом, а та, что в недалеком будущем… Я в курсе всех его дел… и вместе с Геной ждала вашего возвращения из Москвы.

Такое обращение повергло Гарри в окончательное уныние. Вернулась, красотка! Теперь уж на комбинацию с комнатой и надеяться нечего!

Как это не было досадно, а пришлось считаться с реальностью и рассказывать о поездке в присутствии третьего человека.

— Доверенность твоя недействительна, — начал свой отчет Гарри. — Требуется личная явка… Там у них анкета большущая для тебя заготовлена. Просил выдать мне, обещал проследить, чтобы ты ее заполнил. Сказали, что заочно ее заполнять нельзя — требуются всякие подробные сведения, где, кто, когда. Предупредили, что дело это не простое. К счастью, других претендентов на наследство не оказалось. Так что придется тебе все самому делать… Я их два часа уламывал — говорил, что не можешь, а они все свое… Ты мне напиши расписку… по всей форме… подсчет расходов я сделал точный, ну и плюс к этому — третью часть.

— Это от чего третью часть? — полюбопытствовала Регина.

— От общей суммы, — ответил Гарри и протянул Кореньеву ненужную ему теперь доверенность. — Надо бы сейчас расписочку составить, — сокрушенно вздохнул он, — да все равно до субботы в нотариальную контору не попасть, а без нее никак не обойдешься. Отложим все до субботы.

Курлыкин заторопился домой. От неудачной поездки и от этой встречи с Региной камнем на сердце лежало предчувствие чего-то более страшного. А вдруг забрались в комнату, когда он был в отъезде? Вдруг нашли спрятанный в стене сейф?

«Сяду в автобус, — решил Гарри, — все-таки на десять минут скорее, чем пешком».

Дома Курлыкин увидел засунутый в замочную скважину листок. Оказалось, что это повестка из милиции.

— Несколько раз без вас приходили, — сообщила соседка. — Очень вы им нужны… Видно, дело важное.

— Чего я им понадобился? — недоумевал Гарри. — Ну ясно для чего! Ведь мне же медаль причитается за спасение утопающего. Вот они и хотят ее вручить… Безусловно!

Хотя прошло четыре дня после получки, Кореньев впервые за всю свою жизнь обнаружил в кармане неистраченные деньги.

— Давай их сюда! — приказала Регина. — Я решила твердо: все свободные деньги копить на дорогу. Гарри Курлыкину ведь не до твоего наследства. У него, мне сказали наши цыгане, в комнате обыск был, тайник нашли, а там чего только нет — и золотые десятки, и коронки для зубов, и крупными деньгами целый мешок!

О том, что Гарри Курлыкин оказался тайным дельцом с богатым уголовным прошлым и жил в Дымске по чужому паспорту, Кореньев слышал уже сегодня на своем «Дымхладе» от заведующего базой.

— Жалко паренька, — неизвестно по какой причине очень встревожился кореньевский начальник. — Тихий на вид, за каждым гривенником гнался. Я несколько раз замечал, как он взятое им со склада эскимо за полцены соседним школьникам загонял, коммерсант!

Сам Кореньев весть об аресте Гарри принял хладнокровно. Он не питал привязанности к своим собутыльникам и в дружбу их не верил. В ходу было другое слово. Не друг, а дружок. Дружки же — это те, кто гуляет на твою деньгу, а свои рубли прячет.

Разоблачил Гарри не Кореньев. И на очной ставке, когда его опять вызвали в милицию, Кореньев заявил то же самое, что и прежде. Сказал, что в силу своего тяжелого опьянения совершенно не помнит, кто его спасал, и точно знать, кто его спас, не может.