Владимир Котенко - Служебный гороскоп

— Согласен.

Мужичок завернул край трусов, где у него был тайник. Вынул маленький блокнотик.

— На какую букву желаешь?

— А что у тебя за блокнотик? — полюбопытствовал Приставкин.

— С фамилиями.

— Где набрал?

— Хожу. Слушаю. Запоминаю. Ищу. Работы много. Зато мне теперь никакой вытрезвитель не страшен… Ой, затылок ломит… Хоть бы глоточек… Нет, кореш, за две бутылки я несогласный. Я больной. Три!

— Уговорил.

— Ладушки. Знаю местечко, где взять чернила до двух. Две с тобой шарахнем, а одну домой унесу. На обед. Тебе на какую букву фамилию?

— На «П» есть?

— Имеются.

— Читай, я выберу.

— Павлов, Попов, Простоквашин, Пургенов, Приставкин…

Ногти впились в кулаки. Есть! Не торопись, одернул себя Приставкин, не промахнись.

— Приставкин? Фамилия вроде бы ничего. Эту можно купить. Какая биография?

— Запоминай. Андрей Петрович. Год рождения — тридцатый. Родился в селе Большая Пыжовка Сосновского района.

— Сейчас проживает?

— Приваловская, 17, квартира 34. Усек?

— Работает где?

— На механическом. Мастером.

Приставкин закрыл глаза. Попался, дьявол. Теперь не уйдешь. Что сперва делать? Бить или сообщить милиции?

— Запомнил? Ты не боись. Все сойдет как по маслу. На себе проверил. Счастливая фамилия.

— Где ты ее выкопал?

— С Доски почета списал.

Приставкин резко поднялся, спустил босые ноги на холодный цементный пол. Сейчас его сдать милиции, потом бегом домой, побриться, смыть под горячим душем всю эту грязь, весь этот позор, успокоить Клаву и войти в кадры к Лялину торжественным шагом, швырнуть на стол бумагу о реабилитации, развернуться на каблуках и выйти вон, не сказав ни слова. Минутку, опомнись?!

Голова уже кружилась не с похмелья, а от бега мыслей по кругу. Внезапно пришло грустное прозренье. Приставкин вдруг понял, что сегодняшняя удача — поимка злоумышленника — сильно померкла оттого, что он, Приставкин, оказался здесь же. Теперь-то уж ЧП не отзовут. Он представил ехидный взгляд Ляпина, ироническую улыбку майора: вот так правдолюбец! А с другой стороны, не очутись он здесь, то и на двойника бы не вышел?!.

Рассвело. Рассмотрел в окошко мятущуюся на ветру ветку, судьбой приставленную к этому окну, такому мутному и горестному.

— Сосед, — зашептал Приставкин. — Мне эта фамилия разонравилась. Дай другую.

— Я блокнотик спрятал.

— Дай, дай! Это опасная. Ты ее уже раз огласил. Накладка будет. Да и человека жалко. Чего ему дважды страдать?

— Жалостливые дома пьют и сюда не попадают. Ладно. Тебе на какую букву?

— На «Л».

— Люстров, Лукин, Лялин, Ласкин, Ляпин…

— Ляпин Игорь Семенович?

— Он самый.

— Где работает?

— Там же, на механическом. В отделе кадров.

— Адрес?

— Улица Северная, дом десять, квартира двадцать пять.

— Где родился?

— Местный.

— Когда?

— Одиннадцатого декабря 1932 года.

Так… Молодой еще Ляпин… Почти ровесник…

Загремел замок.

— Подъем! Выходи по одному. Кто первый?

Первым вызвался сосед. Шепнул:

— Я тебя на улице обожду. Иди сразу за мной. И не боись. Смелость города берет.

— Ладно.

Этот не уйдет. Ему чернила нужны. Будет ждать хоть до вечера.

Минут через десять снова прозвучал требовательный голос:

— Следующий!

Приставкин вошел, хромая на левую ногу. Болело колено, вчера за стол зацепился.

Дежурный был совсем юный, улыбчивый. Смотрел спокойно, очень буднично. Обычная работа.

— Получите вещи и деньги. Пересчитайте, все целы?

— Все, — ответил Приставкин, не считая.

— Распишитесь. Почему без документов?

— Забыл дома.

— Утром, значит, встаете, умываетесь, зубы чистите? Умываетесь, почему же документы с собой не берете? Имейте в виду, темнить бесполезно. Только хуже будет. ФИО?

— Ляпин…

Часы показывали пять, а солнце — хорошую погоду. Была пятница, венец рабочей недели. Душа стремилась к отдыху.

— Давайте после работы всем отделом поедем за подснежниками, — легкомысленно предложил я.

Сотрудники переглянулись.

— Вы индивидуалист, зазнайка, эгоист и одиночка, — не выдержал экономист Николай Петрович. — Вы замкнулись в узкий мещанский мирок обывательских интересов, укрылись в башне из слоновой кости. Противопоставили себя… Оторвались. Нет контакта… связи…

— Не понимаю… — оправдывался я. — Ну какой же я индивидуалист-зазнайка? Я всегда с коллективом. Я участник художественной самодеятельности, агитатор, редактор стенной газеты, член спортобщества, общественник… дружинник…

Николай Петрович нетерпеливо посмотрел на часы и замахал руками:

— Хватит, хватит, а то магазины закроются. А знаете ли вы, чем живут ваши коллеги? Ну, например, что сейчас будет делать наш Иван Иванович?

Я посмотрел в детские наивные глаза инженера по технике безопасности Ивана Ивановича и подумал: этот золотой человек сейчас наверняка пойдет в музей изобразительного искусства, а оттуда, прихватив жену и тещу, едва перекусив, отправится на концерт симфонического оркестра. Так я и сказал.

Инженер по технике безопасности вскочил, словно его отчет залили чернилами.

— Смеешься? Издеваешься? Ты за кого меня принимаешь? Да чтобы я променял коллектив на какой-то, прости господи, музей? Я не предатель. Что должен сделать рабочий человек со своими друзьями после трудовой недели?

— Пройтись по улице, — гадал я.

— Неправильно.

— Фильм посмотреть?

— Опять неверно. Он обязан выпить с друзьями — вот что должен сделать рабочий человек после напряженной трудовой недели, расслабиться надо. — И подвел баланс: — Клади трояк!

— Но вы же знаете, я не пью.

— Ты что, хочешь этим подчеркнуть, что мы пьем?

— Нет, но вы же знаете, у меня язва.

— У всех язва.

— У меня печень.

— У всех печень.

— У меня сердце.

— У всех сердце.

— Но у меня больное.

— А справка от врача есть?

Я достал справку от врача. Они подозрительно посмотрели ее на свет, долго принюхивались, не фальшивая ли, придирались, что подпись врача неразборчивая, нет даты, тусклая печать. В общем, ее отвергли.

Продолжать борьбу было бесполезно. Я задумался: пить или не пить? Попасть в больницу или оторваться от коллектива, что страшнее? Жребий брошен: пить.

Я отыгрался тремя рублями.

Многие ли из нас могут грудью встать против коллектива, даже если он не прав? Уж так нас приучили с пеленок, со школьной скамьи, что коллектив всегда прав, если и ошибается, а совершать ошибки безопаснее всего коллективно.

Тосты следовали один за другим. Пили за наше общее здоровье, за мою язву, за инфаркт Николая Петровича, за склероз Ивана Ивановича, за гипертонию Степана Дмитриевича. Меня целовали и говорили: