Александр Лядов - Лучше лизнуть, чем гавкнуть [сборник]

Как-то сидели на берегу:

— Смотри, гуси летят:

— Гуси, гуси! — Га-га-га! — Есть хотите? — Да-да-да!

— Все хотят жрать, да получше. Знаешь, мы когда сюда приехали, по врачам походили, чего только они у нас не нашли. Но главное, понимаешь, у меня оказалось много сахара, а у благоверной много желчи. Ну, у неё понятно — дюж злая бывает. А у меня? С чего бы это? Что самогон, что водка — они ж горькие. «К врачам обращались?» — спрашивают. — «Обращался». Придёшь, бывало, к Васильевне, фельдшеру. А она одна на всю округу. На врачей денег не давали. «Ну, чего у тебя?» — «Голова болит». Посмотрит внимательно: «Это от сивухи. Иди опохмелись, и всё пройдёт». Она от головной боли мужиков не лечила. «Неправильно питались», — сказали здесь доктора. Как это неправильно питались? Понять не могу. Картошечку ели, «синеглазку», что может быть вкуснее и полезнее? С селёдочкой. А молоко? Хоть и от своей тощей коровы, но молоко. Сколько жира — не меряли. Здесь по первости в магазин приходил и терялся. Картошка — белая, жёлтая, красная. Мелкая, крупная. Молоко — 1, 2 % жирности. Для здоровых, для больных. Поди разберись. Я один раз, чтоб повеселиться, набрал в продуктовом красной картошки, помидорчиков, красной капусты, лука, перца и редиски красненьких. Да! И винограда того же цвета. Правда, хлеб купил чёрный. Принёс домой, вывалил на стол и сказал: «Будем жрать всё это, милая, как учат умные врачи. Чтоб мало у нас было, как его, чтоб не матюкаться, — хулистирола». И что ты думаешь, она изготовила? Как-то прихожу вечером, туда-сюда, слышу, из кухни зовёт: «Олеженька! Прошу к столу». Я сразу почуял — что-то не то. Захожу и вижу — она в красном платье, сиськи — на тебе, в голове цветок красный. Кухонный стол покрыт красной скатертью, на нём — салаты из помидоров, перчиков, редиски не порезанной, лука, и всё того же цвета. А посредине стола — красная картошечка, только что сваренная, опять же с красным мясом. И все эти прелести в красных мисочках. Сажусь, а ложки, и вилки, и ножи, и тарелки тоже цвета крови. А главное, ближе ко мне поставлена бутылка, никогда не угадаешь — красного вина! Мне-то красного вина! Смехота… Рядом что-то вроде стакана. Цвет под бутылку. Но окончательно меня добила салфетка — как кусок красного знамени. Сроду никогда не пользовался… Присмотрелся. Пощупал. А это всё бумажное! «Наливай, муженёк! Давай выпьем, чтобы здесь у нас житьё-бытьё светилось всеми цветами радуги! Красное вино — очень полезное. А посуда эта — ты не пугайся, она для одного раза и для не очень обеспеченного населения. Многоразовой и постоянной, обеспеченной для тебя должна быть только я». Чокнулись мы бумажными стаканами, я чуть-чуть сжал эту непривычную для нормально пьющего мужика посудину своей лапищей, это ж не стакан, вино выплеснулось. Я ещё по дороге, по правде, вилку сломал — дюж слабая. Жена смеётся и говорит: «Слушай, комбайнёр, ты не в поле, мне всю технику переломаешь». Но, честно говоря, это не испортило такого цветного ужина. Мы смеялись и радовались. Радовались, что можем покупать разного цвета овощи и фрукты, мясо и всё другое, что в нашей деревне отродясь не знали. Я когда первый раз купил ананас, опять же вспомнил училку. Она читала, аж глаза горели:

«Ешь ананасы, рябчиков жуй, день твой последний приходит, буржуй». Это ж сколько времени прошло. Только непонятно, кому приходит последний день. Скоро у них праздник — знаешь, наверное? День Благодарения называется.

— Конечно, знаю. По обычаю индейку зажаривают.

— Ты мне лучше про индейку не напоминай.

— Почему?

— Расскажу. Громко только не гогочи. Мне в прошлом году захотелось гуся с яблоками. В собственном соку. Вместо индюшки. Это привычней для нас. Видишь там полянка? Взял я буханочку хлеба, недорогого. Налил водочки внутрь, дешёвенькой, правда. И положил так, чтобы птички увидели, учуяли… Знаешь, у нас это часто в деревнях делали. Петухам давали, чтобы не орали, можно было выспаться. Детям через марлечку, немножечко, самую капельку, чтобы спали крепче, выпивать не мешали по-крупному. Часа через два смотрю — лежит родимый. Tёпленький. Перебрал, видно. Не сдержался. Нарушил режим. И тяжёлый, чёрт. Обернул я его одеяльцем и двинулся домой. От радости стихи читаю, вспомнил, как учила нас Валентина Васильевна:

Подошёл к перекрёстку, жду зелёного. Надоело стоять: я же из России-матушки. На правила наплевать. Побыстрее, думаю, перейду. Сделал несколько шагов и… споткнулся. То ли от спешки, то ли от тяжести. Уронил гуся прямо на дорогу. Пока поднимал да заворачивал — машины тормозят с визгом, сигналят, объезжают. Только перешёл — на тебе! Возле меня «Форд» полицейский и из него два амбала. Короче, вляпался. Ты китайский знаешь?

— Не-ет.

— Вот и я так же английский. Матерный легче, он у меня с детства. Они что-то спрашивают, а я растерялся. Думаю, чего говорить? Не адвоката же вызывать с моими-то деньгами, мозгами и языком. А переводчиком кто будет? «Ай ду нот спик инглиш», — это я знал железно. «Рашн?» — спрашивают. Нашего брата эти ребята узнают сразу опытным взглядом. «Йес», — и киваю головой. Весь мой английский. Они посмотрели на меня. А чего смотреть? На моей морде всё написано. Сам видишь. Приглашают так культурненько: «Садитесь». Дверцу открывают. Без подзатыльников. Поехали. Сижу в обнимку с гусём. Заднее сидение мягкое, но решёточки твёрдые. Вспомнил, как мы с другом в вытрезвителе орали: «Ах, как сладки гусиные лапки!» Правда, там нас так отметелили… Сладко не было. Прикатили к полицейскому участку. Гляжу, а он рядом с русским магазином. Я у них часто селёдочку покупаю. Зашли. Один показывает — положи гуся у двери. Сказано — сделано. Расселись в комнате. Начали проверять документы. Вопрос — а я дёргаю плечами, не понимаю. Тогда они позвали работницу из магазина.

Рис. М. Беломлинский

Наверное, она им помогала как переводчик. Пришла. «В чём дело?» — «Нашёл гуся. Больной, видать. Несу домой. Может, вылечу». — «Какого гуся?» — «Того, что у двери лежит. Гуси, гуси, гага-га». Она всё, что я сказал, дословно перевела, как положено. Улыбнулась и говорит: «Полицейский спрашивает, что такое гуси, гуси га-га-га?» — «Это по-русски так зовут этих птиц, и так они кричат», — отвечаю. «Где нашёл? Есть ли наркотики? Имею ли оружие?»

Уже не помню, чего спрашивали. Подумал только, что наше оружие — мозги. Ну скажи, они бы придумали такой способ охоты на водоплавающих?…

Прошло уже много времени с того момента, как я гусика хлебушком хмельным накормил. И вдруг на пороге комнаты появился… Он! Гусь!!! Поспал и отрезвел. А я, веришь, обалдел. Все молчат и не знают, что делать? «Уберите его», — как-то очень спокойно сказал один из копов. Только я двинулся, гусь рванулся, крылья расправил и давай носиться по комнате между лампами, компьютерами. Бумаги на столах разлетелись. Полицейский встал, взял свою дубинку, чтобы оглушить разбойника. В это время кто-то открыл входную дверь, гусь почуял свежий воздух и туда — на свободу. Улетела улика. И остался я без вкусного гуся с яблоками. Подумали-подумали копы и отпустили меня.