Александр Карнишин - Про Петровича [СИ]

— А это — не с народом? Я тебе так скажу: праздник — он праздник и есть. Особенно если все его празднуют. Вот отнес я своей цветок… Да, блин, цветок! И ничего смешного! Сам отнес. И теперь пью с вами пиво на полном законном основании, потому что меня любят и любя — отпускают. Без скандалов. Вот ты, Лёха…

— Я валентинку подарил! Купил открытку, как с работы шел, и вручил. И поцеловал.

— И что? Плохо тебе было? Ломало с этого?

— Ты что, Петрович! Жена расчувствовалась, аж слезу пустила. Иди уж, сказала, выпей вон с Петровичем. Я и пошел.

— Вот! Ты слышишь, Василий? Лёха — он же у нас как народ, понимаешь? А ты подарил что своей?

— Дак ведь, это… Вроде как не наш… И вообще…

— И вообще… Вот мы придем с Лёхой домой. И дома нас будет ждать праздник. Так, Лёха? Во! А ты придешь — и у тебя дома будет скандал. Даже и спорить не надо. И кому хуже? А? Тому, кто с народом празднует и пьет на законном основании, потому что праздник, или тому, кто пьет просто так, а праздник ругает?

— Петрович, но ведь нетрадиционный он был…

— И что? И потому тебе лень сердечко красное жене дать? Или денег нет? Может, тебе рублей двадцать дать — на открытку?

— Да есть у меня…, - даже засмущался Василий, который считал себя вполне успешным предпринимателем.

— А раз есть, то чего ты тут стоишь? Беги, мужик, пока магазин не закрылся…

— Да у меня в машине, там… Я заранее купил.

— А-а-а… Вон оно как. То есть, ты не против праздника, выходит?

— Ну, выходит, вроде так.

— А чего ж тогда выпендриваешься? Ну, да ладно. С праздником, мужики! Чтобы дома не журились!

— Петрович, твоя палка волшебная еще действует?

Леха Кент был бледен и зол. У Лехи Кента болела голова с самого утра. А утро в воскресенье обычно начиналось у Лехи в полдень, не раньше. На часах же сейчас было всего одиннадцать, весь микрорайон еще спал, кроме ошалелых воробьев, которым наплевать на сезон, а главное поорать. И вот, Петрович не спал: задумчиво смотрел на парк, на песчаную дорожку под ногами, ковырял ногтем скамейку, на которой сидел, и изредка медленно и с достоинством делал глубокий и гулкий глоток из белой алюминиевой банки с пивом.

— Ты, Лёха, фантазер, — сказал Петрович, сдержав благородную отрыжку. — Сказочник ты, Лёха. Какая палка по такому времени? По такому времени все магазины уже открыты — действуй, последний герой!

— Ты, никак, выспался, Петрович? Как же это?

— Что значит «выспался» и что значит «не выспался» в твоей терминологии? — Петрович уселся поудобнее, расстегнул рубаху на еще одну пуговку, распустил ремень, выпустив на волю большое пузо, откинулся на спинку скамьи. — В любом серьезном разговоре необходимо поперву определиться с терминами. Итак, скажи мне, дружище, что с твоей точки зрения «выспался»?

Лёха развел руки, потом спрятал одну в карман, а второй рефлекторно провел пару раз по длинному чубу, прикрывающему уже заметные залысины.

— Петрович! Ты опять за свое, что ли?

— Нет, Лёха, это ты за свое. Гляжу я на молодежь, а ты все же помоложе меня будешь, и сильно огорчаюсь. Не умеют они сегодня вести дискуссию, Лёха. Нет, не умеют.

Петрович подержал над раскрытым ртом банку, собирая последние капли, потом метко запустил ее в недалекую урну. Из сумки, стоящей возле скамейки, как раз между ног, достал, нагнувшись, еще одну, с щелчком сорвал кольцо, перехватил зашипевшее пиво, сделал два глотка. Лёха рефлекторно повторил за ним — глыть-глыть.

— Вот ты, Лёха, должен сначала решить для себя: о чем будешь говорить. Затем — обдумать, какие слова будут восприняты собеседником на твоем уровне понимания. Чтобы говорили вы об одном и том же, а не ругались в крик, при этом совершенно о разных вещах. И наконец, Лёха, — Петрович сделал вескую паузу, привлекая внимание, — на самый конец, ты должен знать, для чего ты начал разговор. Понял?

— Нет, — честно сказал Лёха Кент. Но головой при этом не помотал, потому что голова болела.

— Сядь рядом со мной, и мы с тобой разберемся во всем, что ты хотел сказать. Итак, друг мой Лёха, ты спросил меня, выспался ли я. А я спросил в ответ — что значит «выспался». И на этом разговор наш завис. Я правильно воспроизвожу?

— Ну, — сказал Лёха, умащивая худую задницу на брусьях садовой скамьи. «Ну» было очень удобным, позволяющем сказать практически все, что угодно. Сейчас это «ну» означало, что он согласен, так все примерно и было, но к чему ты ведешь, Петрович?

— На самом деле, Лёха, ты хотел поговорить не о моем сне. Была у тебя тема, но ты не знал как к ней подойти. А надо было просто сказать мне, что не так для тебя в нашем мире.

— Петрович, — вскрикнул в сердцах Лёха. — «Футболисты» замучили! Всю ночь под окнами песни пели и свое «оле-оле» тянули, гады!

Петрович вздохнул, отпил чуть-чуть, вытер ладонью каплю, чуть не сбежавшую по колючему небритому по воскресному времени подбородку.

— Лёха, Лёха… Они каждый день так кричат? Тебе с детства эти крики не нравились? Ты уже замучился с этими криками? Все ночи — вот так, с флагами и «оле-оле-оле-оле», — пропел баритоном Петрович.

— Ну-у… Причем здесь — каждый день? Вот, вчера и всю ночь.

— Тогда вот тебе два слова о футболе. Первое слово — это игра. Второе слово — это болельщики. Игра развлекает народ. Игра позволяет гадать, прикидывать, рассчитывать. Игра заставляет быть в курсе… Кстати, ты в курсе?

— А как же! Орали так…

— Вот видишь. Ты — в курсе. То есть, информация получена. Теперь болельщики.

— Да эти гады…

— Тихо-тихо. Было бы тебе приятно, Лёха, если бы они каждый день сидели под твоим окном и каждый день пили там свои напитки поздней ночью и орали свои кричалки?

— Еще не хватало — каждый день!

— Вот! Вот именно! Им, тобой нелюбимым болельщикам, выделили всего один день в неделю. А кричат они и того реже, потому что собираются разом, когда играют «наши» против «не наших». Или ты забыл, Лёха, что мы все должны быть за «наших»?

Лёха вспомнил историю с «нашими» и даже улыбнулся.

— Скажешь тоже, Петрович. Это ж ты тогда придумал.

— Причем здесь я? Есть, понимаешь, «наши». А есть — «не наши». И иногда, даже не раз в неделю, они играют. И иногда, еще реже, «наши» выигрывают. Мы сейчас говорим абстрактно и отстраненно, не вспоминая вид спорта?

— Почему? Футбол.

— А в футбол вчера наши выиграли у голландцев.

— Врешь! — уверенно сказал Лёха. — Наши у голландцев выиграть не могли.

— Лёха, когда я врал?

Лёха Кент задумался и даже покраснел от раздумий, тяжело крутивших мозговые шестеренки внутри его черепа.

— Ну, не помню…

— Так вот, Лёха, был редкий день, когда «наши» выиграли. Сколько раз в году так кричали болельщики под твоими окнами?

— Ну, второй раз уже. И что? Значит, им можно?